концентрации сил и особенно высокого уровня дисциплины, была лучшим средством сплотить всю армию вокруг императора.
Окончив приготовления к войне, начатые еще его предшественником, в том числе завершив подготовку новобранцев, Максимин перешел Рейн и начала свой поход внутрь Германии. Он лично участвовал в боях и с риском для собственной жизни вдохновлял своих воинов. Особенно упорным и чрезвычайно опасным было сражение, развернувшееся в глубоком болоте, когда только личная смелость Максимина спасла положение и позволила римлянам одержать решительную победу. Император столь гордился этой победой, что направил сенату не только отчет о ней, но и специально нарисованные большие картины, изображавшие подвиги и его самого, и его воинов (Herod. VII, 2-9; SHA Max. 12). В честь победы были отчеканены монеты с гордой надписью VICTORIA GERMANICA и триумфальным портретом Максимина85. Эти монеты были выпущены уже в конце лета 236 г. Это позволяет уточнить хронологию германской кампании. Если следовать буквально тексту Геродиана, то создается впечатление, что вся кампания заняла один сезон и зимой Максимин уже находился на Дунае в Сирмии. Однако вероятнее всего, что эту зиму он провел на Рейне86. В то же время все легенды монет, чеканившихся в 235 г., ясно намекали на военные успехи, например, VICTORIA
44 Loriot X. Ор. cit. P. 676.
"Alram М. Op. cit. S. 27, 41-42.
^StylowA. U. Ein neuer Meilenstein des Maximinus Trax in Sardinien und die Straße Karalcs-Olbia // Chiron. 1974. Bd. 4. S. 520-523.
AUG(usti)122. По-видимому, Геродиан, как и биограф Максимина, объединил в одном рассказе два зарейнских похода императора. Несколько позже сенат присвоил ему почетный титул Германского величайшего123.
Одержав победу над аламанами и обезопасив этим рейнскую границу, Максимин, не заезжая в Рим, осенью или в самом конце лета 236 г. перенес центр своего внимания на Дунай, сделав главной базой Сирмий124. Геродиан, сообщая о пребывании Максимина в Сирмии, в то же время умалчивает о его дунайских кампаниях. «Юлий Капитолин» просто кратко упоминает о множестве других, кроме германской, войн (et alia... bella) Максимина и приводит письмо, якобы написанное императором сенату, в котором тот говорит, что провел столько войн, сколько не провел ни один из прежних правителей (SHA Мах. 13, 1-2). Оба автора пишут, что в Сирмии Максимин только готовился к войне с сарматами, когда пришла весть о событиях в Африке и Италии, о которых пойдет речь ниже. Но надписи показывают, что он носил не только титул Germanicus maximus, но и титулы Sarmaticus maximus и Dacicus maximus (ILS 488-490). Это ясно свидетельствует о том, что Максимин не только готовился к сарматской кампании, но и уже одерживал победы над сарматами и другими племенами к северу от Дуная125. Эти победы, видимо, и вдохновили его на составление плана полного подчинения Германии вплоть до Океана, т. е. Балтийского моря (Herod. VII, 2,9; SHA Max. 13,3)126. Как уже говорилось, в римском общественном мнении, особенно в армейской среде, никогда не исчезала мысль об установлении власти Рима над всем миром. И первым этапом дальнейшего расширения римского господства представлялось подчинение Германии. Вероятно, во время войны против аламанов Максимин убедился, что природные условия непосредственно за Рейном представляют собой слишком много препятствий для успешного похода127, и решил, что
удар с юга будет более эффективным. К тому же он и сам происходил из этих мест и вполне мог знать природу по крайней мере ближайших к Дунаю территорий. В таком случае предшествующие задунайские походы можно рассматривать как подготовительную фазу грядущей грандиозной войны. Римская армия была уже не в состоянии одновременно вести войну на нескольких фронтах128, и, профессиональный военный, Максимин это понимал. Поэтому он сосредоточил все свое внимание на германской кампании, совершенно не обращая внимания на начало нового давления персов на восточную границу Империи, что еще больше вдохновляло персидского царя, захватившего ряд римских владений в Месопотамии, включая Эдесу129. И все же в целом события развернулись иначе, чем предполагал Максимин.
Еще раз можно подчеркнуть, что интересы Максимина в огромной степени лежали в чисто военной плоскости. С этой сточки зрения внутренняя политика была полностью подчинена военной. Это, в частности, определяло и его отношения с сенатом.
После убийства Александра Максимин разогнал находившийся при нем сенаторский совет (Herod. VII, 1, 3), приказал сенаторам осудить память убитого императора, что те и сделали (может быть, одновременно с официальным признанием Максимина), и сразу же начал чеканить свои монеты с легендой MARTI PACIFERO, явно ставя себя под покровительство воинственного бога и, по-видимому, намекая на готовящийся поход, долженствующий принести окончательный мир130. В то же время никаких радикальных перестановок в конкретном руководстве государством он не произвел. У власти оставались практически те же (или почти те же) люди, что и при Александре131. И сенаторы, и всадники (может быть, за немногими исключениями) спокойно продолжали свою карьеру132. Таковыми были, например, будущие императоры и соперники Максимин Пу-пиен и Бальбин133. А сын Пупиена Марк Африкан был в 236 г. ординарным консулом вместе с самим Максимином134. Став 1 января 236 г.
консулом, Максимин более этот пост не занимал. Ординарными консулами 237 г. были Л. Марий Перпетуй и Л. Муммий Феликс Корнелиан, а 238 г. — Фульвий Пий и Понтий Прокул Понтиан135. Все эти люди принадлежали к северовской знати, и ни один из них не был выдвиженцем Максимина136. Примером продолжения всаднической карьеры может служить судьба Тимеситея, в будущем фактического правителя Империи при своем зяте Гордиане III. Тимеситей входил в ближайшее окружение Александра Севера, сопровождая его в персидской кампании и во время подготовки к войне с германцами. В последнем случае он не только исполнял прокураторскую должность, но и имел прямое отношение к войскам, готовящимся к новой войне, будучи вице-президом Нижней Германии. Максимин лишил его военного командования, но, последовательно доверяя ему прокуратуры в Вифинии, Азии, Лугдунской Галлии и Аквитании, сохранил его на авансцене римской общественной жизни137. Так что события 235 г. далеко не были для него катастрофой.
Все это естественно. Был ли солдатский мятеж стихийным и совершенно для Максимина неожиданным или был инициирован самим Максимином, в любом случае новый император не имел в своем распоряжении кадров, которыми он мог бы заменить людей, уже занимавших высокие посты. Заметим, что о каких-либо убийствах советников Александра Геродиан не говорит. Максимин, по словам Геродиана (VII, 1, 4), казнил многих слуг Александра, подозревая, что они горюют о
