Так, по хорошо налаженным торговым путям на север вместе с сушеной кукурузой плыли из деревень манданов в канадские прерии разрисованные шкуры, накидки из бизоньих шкур и украшенные перьями головные уборы. В обмен равнинные ассинибойны и кри отправляли на юг манданам шкуры без рисунка, накидки и сушеные продукты питания. Очень вероятно, что важной частью экспорта на юг была также пушнина, поскольку манданы жили за пределами области добычи высококачественных мехов.
Хотя ассинибойны и кри, пришедшие в прерии и парковые леса относительно недавно, изготавливали каноэ из коры, манданы, осевшие на лугах раньше и охотившиеся на бизонов, не занимались таким ремеслом. Вместо этого они использовали так называемые «бычьи лодки» — овальные суда из шкуры бизона, растянутой на раме из небольших деревянных шестов. «Бычьи лодки» не предназначались для плавания на большие расстояния; они изготавливались для людей, которые в основном передвигались пешком и нуждались в лодках только для переправы через реки. Во время таких пеших переходов странствовавшие по Великим равнинам люди полагались на собак как на вьючных животных. Будучи привязанной к волокуше, одна собака могла перевозить 35 кг (75 фунтов) груза — эквивалент бизоньей шкуры, предназначенной для покрытия жилища.
Общество равнинных индейцев было основано на семейных отношениях, однако практиковалась и полигамия; мужчины высокого статуса обычно имели нескольких жен, которые, как правило, приходились друг другу сестрами. Зимние деревни на равнинах обладали приблизительно такими же размерами, что и летние стоянки лесных отрядов — от 100 до 400 человек, и они размещались в убежищах, образованных рощами. Нам сегодня сложно вообразить, каково было пережить на такой стоянке зимний буран, когда и люди, и бизоны отчаивались найти убежище. Тот же А. Генри оставил нам яркое свидетельство. Расположившись на ночлег по пути к зимней деревне вождя Большая Дорога, находившейся в Центральном Саскачеване, Генри и его индейские спутники были застигнуты вьюгой:
«Буран продолжался всю ночь и часть следующего дня. Поднятые ветром тучи снега падали на нашу стоянку и почти погребли ее под собой. У меня не было никаких шансов спастись, кроме как закутаться в мою накидку из бизоньей шкуры.
Утром нас встревожило приближение стада быков, пришедших с открытого пространства, чтобы укрыться в лесу. Их число было настолько велико, что мы боялись, как бы они совершенно не растоптали стоянку; так бы и случилось, если бы не собаки, которых было почти столько же, сколько бизонов, и которым удавалось сдержать их. Индейцы убили нескольких быков, подошедших слишком близко к палаткам, однако ни костры индейцев, ни лай собак не смогли быстро повернуть их вспять. Каковы бы ни были опасности, подстерегавшие в лесу, нельзя было избавиться от страха перед бураном».
Благополучно достигнув однажды деревни, где жил вождь Большая Дорога, А. Генри обнаружил, что его хозяин щедр и гостеприимен. Купец был вовлечен в праздники и развлечения, которые были обыденной частью деревенской жизни зимой. Безусловно, он остался совершенно доволен своим посещением племени:
«…вождь приблизился к нашей палатке, ведя за собой приблизительно двадцать мужчин и столько же женщин. <…> Теперь они принесли с собой музыкальные инструменты и вскоре после своего появления принялись играть на них. Инструменты главным образом состояли из разновидности тамбурина и бутылочной тыквы, наполненной камешками, которыми несколько человек подыгрывали, одновременно встряхивая две погремушки; а остальные аккомпанировали с помощью прикрепленных к концу палки связок оленьих копыт. <…> Другой инструмент был ничем иным, как куском дерева в три фута[61] с зарубками, вырезанными по краю. Исполнитель водил палочку назад и вперед по зарубкам, выдерживая такт. Женщины пели, и сладость их голосов превосходила все, что я слышал когда-либо до того.
Увеселение продолжалось больше часа, а когда оно было закончено, начался танец. Мужчины располагались в ряд на одной стороне, а женщины — на противоположной, и каждый двигался боком, вначале вперед, а затем назад, в свой ряд. Звуки колокольчиков и других звенящих украшений, приделанных к женской одежде, позволяли им выдерживать такт. Песни и танцы продолжались, сменяя друг друга, вплоть до полуночи, когда все наши гости удалились».
Распределение обязанностей жителей деревни в зимнее время было прерогативой вождя и совета старейшин, в основном тех, кто считался наиболее способным к управлению. Как и в случае с ирокезами, решения совета обычно принимались на основе консенсуса и реализовывались путем убеждения, хотя иногда применялась и сила. В летний период ситуация была несколько иной, поскольку стоянки были часто так же велики, как и крупнейшие гуронские деревни, насчитывавшие свыше тысячи человек. Понятно, что общественный контроль и охрана деревни были тогда необходимы, особенно в то время, когда планировалась и организовывалась массовая охота на бизонов; кроме того, поселение должно было всегда быть готовым к обороне, поскольку лето было временем масштабных межплеменных конфликтов. Таким образом, племенной совет, состоящий из старейшин зимних отрядов, должен был обратиться к одному из мужских военных или охранных союзов, чтобы при необходимости обязывать членов племени к исполнению своих распоряжений.
Для мужчин и женщин союзы в равной степени были важной частью социальной жизни Великих равнин и помогали объединять воедино большие группы людей. У мужчин, которые весьма отчетливо осознавали свой общественный статус и упорно боролись за свое социальное положение, военные союзы или отряды по поддержанию порядка были четко структурированы для получения более высокого статуса. Членство в союзе было доступно только избранным, а войти в сообщество самых высокочтимых людей могли только те, кто имел наибольшие богатства и наивысший личный статус. До появления европейцев одним из наиболее значимых проявлений зажиточности была типи[62], сделанная из десяти — двенадцати бизоньих шкур; самые лучшие жилища были богато украшены. Ясно, что в поиске богатства и положения мужчины были очень зависимы от своих жен, которые выполняли большую часть ручной работы. Хотя охотники убивали бизонов в огромных количествах относительно легко и поэтому припасы наиболее часто используемых видов сырья были легкодоступны, переработка этих материалов в предметы домашнего обихода была занятием иного рода. Для такой работы охотник нуждался в жене, а еще лучше не в одной, и в дочерях. Неудивительно, что усовершенствование охоты в результате обретения лошадей и оружия было тем самым фактором, который стимулировал рост количества полигамных браков и числа жен, которых мог содержать мужчина.
Сегодня мы назвали бы общество племен Великих равнин как общество мачо. Положение индивида в значительной степени покоилось на военной доблести и храбрости, продемонстрированных в отчаянных набегах. В XVIII в. знакомство с лошадью через испанцев привело к резкому росту количества племенных набегов, поскольку налеты
