Глава 11
Владимир
Из больницы к матери я еду на такси. По дороге пытаюсь решить, как повести с ней разговор, чтобы она не вздумала опять шантажировать меня своим давлением, больным сердцем или ещё чем-нибудь.
Мама, конечно, не самый здоровый человек. Но судя по словам и рекомендациям врачей, ситуация значительно лучше, чем она сама изображает. Вот и Надя говорила, что…
А, чёрт! Мысли всё время сползают в сторону девушки. Встаёт в моей голове, как живая — темноволосая девочка с грустными глазами. Именно девочка. Сколько ей там лет? Сколько бы ни было. Если бы не эта печаль в её взгляде, она казалась бы значительно моложе. Вспоминается, как она смотрела на меня в тот момент, когда я распустил её волосы… Ниже живота сразу начинает тянуть.
Дерьмо. Слишком давно у меня никого не было. И сейчас не до того.
Таксист тормозит у дома, я расплачиваюсь, выхожу, открываю дверь калитки своим электронным ключом.
— Владимир Святославич! — тут же выскакивает Игорь. — Слава богу! Как вы?
— Всё хорошо, Игорь Петрович, не волнуйся, — хлопаю мужчину по плечу.
Игорь работал ещё у моего отца, в личной охране. После его смерти, когда я отказался принимать на себя обязанности генерального директора компании и передал их отцовскому товарищу и совладельцу Виктору Юрьевичу, Игорь сам предложил остаться работать именно у меня. Мне было несложно согласиться. Всё-таки Игорь уже в возрасте, да и за матерью кому-то нужно было приглядывать, а он всегда спокойно переносил её выходки.
— Виолетта Валерьевна места себе не находила эти два дня, — негромко говорит мужчина. — Хорошо, Надя приехала ей помочь.
— Да, — отвечаю рассеянно, занятый своими мыслями. — Пойду к ней.
Кивнув Игорю, поднимаюсь на крыльцо, захожу в дом и сразу прохожу в гостиную.
— Здравствуй, мама, — говорю спокойно и негромко, чтобы не испугать её.
— Володя! Сынок! — она резко оборачивается на мой голос. — Как ты здесь?.. Тебя уже отпустили из больницы?! Что произошло?
— Много всего, — присаживаюсь напротив неё. — И многое я хотел бы обсудить с тобой.
— Конечно, — мать энергично кивает, — что такое?
— Мама, мне нужно знать, что ты не рассказала о тех двух месяцах, которые выпали из моей памяти, — впиваюсь в неё взглядом и замечаю, как она меняется в лице.
Что это? Растерянность? Страх? Или просто непонимание? Как же хреново, что нет возможности прямо посмотреть ей глаза.
— Сынок, я же всё тебе рассказала, — выговаривает после паузы.
— Тогда расскажи ещё раз, — решаю попробовать найти какую-то зацепку.
— Ну… ладно, — мама неуверенно разглаживает длинный подол платья. — Сам знаешь, в подробностях твою жизнь я не знаю, хоть мы регулярно виделись в то время. У меня тогда начались проблемы со здоровьем. Ты купил этот дом и решил, что продашь квартиру и переедешь сюда вместе со мной, чтобы быть ко мне поближе и помогать в случае необходимости. Уже даже перевёз вещи, сделка должна была состояться после твоего возвращения из командировки, — она сухо всхлипывает, — но мне пришлось решать эти вопросы самой. У меня же была оформлена доверенность, помнишь, ты специально это сделал на случай… случай, если у тебя на работе произойдёт что-то экстренное.
— Почему нельзя было подождать до моего выздоровления? Меня только-только выписали, голова кругом шла от происходящего…
— Но ведь люди ждали! — слабо возмущается мать.
— Да, действительно, — тру виски, хотя боли нет.
Дом и правда был куплен за несколько месяцев до тех событий — мать жаловалась, что в городской квартире, той, где она осталась одна после смерти отца, ей тяжело. Но почему я решил продать свою, точнее, старую квартиру деда? Мне там нравилось. И денег ведь хватало. В очередной раз пытаюсь вспомнить, как договаривался о продаже — ничего. Странно, что и боль не возвращается. Если эти воспоминания заблокированы, должна же быть какая-то реакция? Или Дан ошибается?
— Ты ведь бывала у меня в квартире перед тем, как окончательно передать ключи, — говорю медленно. — Ты никого там не встречала? Например, девушку…
Мать бледнеет, да так, что мне становится ясно — встречала. Накатывает злость, сдержать которую удаётся с трудом.
— Н-нет, — шепчет, облизывая губы.
— Враньё! — взрываюсь, встаю и делаю пару шагов по комнате.
— Как ты разговариваешь с матерью? — она вскидывается, но голос дрожит.
— Мама, мне это надоело! — бросаю резко. — Есть что-то, чего я не помню! Как выяснилось, что-то не просто серьёзное — а то, что может повлиять на мою жизнь сейчас, причём не лучшим образом. И я всё сделаю, чтобы этого не допустить, можешь мне поверить! Так что лучше расскажи сама, пока есть такая возможность. Ну?
— Сынок… — мать делает глубокий вдох, — да, я встречала там девушку. Когда пришла проверять квартиру перед тем, как отдавать ключи. Точнее, это она меня встретила.
— Не понял, — хмурюсь, глядя на неё.
— Она… отказывалась пускать меня внутрь, — мама дрожащими руками переставляет чашку на столе. — Кричала, что не уйдёт, что ты дал ей ключи, что она будет жить здесь. Грубила… Я была так растеряна в тот момент, и ты был болен, я просто не знала, что делать.
— Ты… сказала ей, что со мной произошло? — в груди появляется противное тянущее чувство.
— Да, — кивает мама. — Ты же помнишь, мне никто ничего толком не рассказывал, тебя недавно вывели из комы, было непонятно, как и когда ты поправишься… Это ведь потом уже выяснилось, что отёк спал быстро, ты пришёл в норму, даже реабилитация не потребовалась такая долгая, как думали изначально…
— Что она ответила?
— В смысле? — на её лице растерянное выражение.
— Ты говоришь, что рассказала ей о моей болезни, что она ответила?
— Я сказала, что… что ты только что вышел из комы, что у тебя серьёзная травма головы, а она… она разозлилась. И ушла. Сообщила, что не собирается тратить свою молодость, ухаживая за… за овощ-щем, — мама заикается и прячет лицо в ладонях.
Я судорожно втягиваю в себя воздух.
— Она сказала, как её зовут? — спрашиваю не своим голосом.
— Нет, — мать качает головой, — я спросила напоследок, но она не ответила, сказала, её имя мне без надобности.
Ну что ж… выходит, хорошо, что я всё забыл. Нечего вспоминать. Вот только… хрень собачья! Я должен вспомнить! Иначе всё начнётся заново — отстранение, обследования, и уже та самая долгая реабилитация, после которой мне почти наверняка не дадут вернуться к службе. И куда идти? В отцовскую компанию, половина которой по-прежнему принадлежит мне и от которой меня тошнит? Проще сразу застрелиться.
— Мама, успокойся, — стараюсь говорить мягко, подхожу, касаюсь её руки. — Я
