нож на поясе и начал пилить там, где рука соединялась с хвостом. Его нож вонзился глубоко, и чудовище вытащило руку, чтобы спасти ее, а затем дернулось, утягивая Томаса под воду.
Он был уверен, что сейчас умрет, но не сдавался.
Он боролся и выгибался дугой, и ему удалось высвободить половину своего меча, хотя это было нелегкой задачей, когда черные кольца обвивали его ноги, а эти злобные шипы царапали кольчугу, и он изогнулся в кольцах и начал наносить удары наполовину обнаженным лезвием, наваливаясь всем своим весом. Чудовище билась, бешено дергая Томаса по илистому дну, но, на мгновение, голова Томаса показалась над водой, и он сумел сделать вдох. Наконец его меч полностью вышел из ножен, и он держал его изо всех сил. Именно тогда один из шипов на его нижней части нашел опору и пробил его броню в паху, где несколько оборванных звеньев кольчуги, которые он собирался починить, оставили небольшое отверстие. Этого было достаточно. Он стиснул зубы от боли и едва не потерял последние остатки воздуха, но вместо этого с силой вонзил в чудовище свой меч, заставив тварь полностью его освободить. Томас вынырнул на поверхность воды и тяжело поднялся на ноги как раз в тот момент, когда голова чудовища показалась из воды, его первая добыча была уже ближе к середине, но Томас двинулся первым, бросившись к шее твари.
Он оказался там прежде, чем чудовище успело повернуться к нему лицом, и ударил мечом сверху вниз, пронзая его насквозь и сбивая монстра на дно, пока не почувствовал, как острие вонзилось в камень с другой стороны. Он наполовину вытащил меч, изменил угол и снова направил его вниз, налегая на него, как пахарь на плуг, и проделал в чудовище огромную рану, через которую полилась черная, зловонная жидкость. Оно яростно билось, но Томас держался, несмотря на то, что мир вокруг начал темнеть. Он собрал, как ему казалось, последние силы и направил меч туда, где, как он надеялся, находилось сердце твари.
Он пробил насквозь что-то. Существо вздрогнуло, повернулось к нему и укусило, захватив его голову и шею в свою пасть, как оно это сделало с крестьянином, но, хотя давление на грудь Томаса было ужасным, силы чудовища иссякали, и зубы не смогли прокусить кольчугу. Томас хрипло закричал в темноте его пасти, а потом больше не мог кричать, когда оно утащило его под воду. Вода и зловонные выделения хлынули в пасть, и Томас начал терять сознание. Затем оно снова содрогнулось, и Томаса вырвало в реку вместе с мертвым фермером, чьей-то головой, ногой женщины и множеством угрей.
Томас пытался удержать голову над водой, молясь, чтобы священник его вытащил. Но он был один и умирал, в тяжелых доспехах, в реке. Он должен был спастись сам. Он услышал, как что-то забилось, а затем удары прекратились. Он подумал, что оно мертво, но не думал, что у него хватит сил повернуться, посмотреть на существо и удержаться от падения в воду. Он выбрался на мелководье и чуть не рухнул, но знал, что утонет, если это сделает. Нога онемела от шипа твари в паху, а река и черное небо, казалось, кружились вокруг него, как бусинки в детском волчке, но он полз по грязи на трех здоровых конечностях, пока лицо не высунулось из воды достаточно далеко, чтобы он мог видеть и понять, что может дышать, не опасаясь хлебнуть воды.
Его ноги все еще были в воде. Если бы чудовище не было мертвым, оно утащило бы его под воду. Но сейчас ему было все равно.
Что-то застучало по его доспехам и шлему.
Град.
Пошел град.
Так это конец света, подумал он, чувствуя тошноту и надеясь потерять сознание.
И он потерял сознание.
ШЕСТЬ
О Свадьбе на Берегу и Визите в Конюшню
Женщина, спотыкаясь, шла по грязной дороге, пытаясь вспомнить, как добраться до реки. Она прожила в Сен-Мартен-ле-Пре всю свою жизнь, но лихорадка сделала ее забывчивой, и она то и дело сбивалась с пути. Град пробудил ее от того, что, возможно, было ее последним сном, и когда она проснулась, ее мучила такая жажда, что утолить ее могла только река. Кроме того, в ее доме был дьявол. Не сам Дьявол, а маленький дьяволенок. Козленок с подергивающимся хвостом, который забирался к ней на кровать и пытался украсть ее дыхание, когда она засыпала. Когда она просыпалась, он отпрыгивал в сторону и прятался в тени, ожидая, пока она снова заснет. На этот раз она его обманет; она знала, что он не последует за ней к реке. Она вышла на улицу, где ее бил град, но вскоре тот превратился в холодный, жалящий дождь.
Она ужасно заблудилась, хотя и знала, что река совсем близко, и стучала ладонью по нескольким дверям, некоторые из которых, она знала, принадлежат друзьям, но никто ей не открыл. Она плакала, прислонившись к стене одного дома, и нежный голос изнутри, голос ее сестры, сказал: «Уходи, Матильда. У меня все еще двое детей, и ты не должна отдавать их этому. Уходи». И она ушла. От этого умерли ее дети, ее милый старый муж и его брат — она была последней в доме. Она заплатила маленькому мальчику, чтобы он ухаживал за ней, когда поняла, что́ у нее, но через день он ушел. Все, что он делал, — приносил ей то, что она просила; но он отказался вынести ее помойный бак и все равно потребовал недельный заработок на ферме за первый день. Она заплатила ему, но он увидел, откуда у нее деньги, и ночью забрал все деньги, оставив ее ни с чем. Этот мальчик работал с ее мужем. Учился на сапожника. Теперь у него были деньги его хозяина, но в Аду от них будет мало толку; он уже обливался потом от первых приступов лихорадки. Как раз после того, как он ушел, появился козленок.
На женщине не было платка, и ее светло-рыжие сальные волосы свисали на плечи. Ее глаза были красными и опухшими. Окна закрывались, когда она проходила мимо, и это начинало ее злить. Она хотела остановиться и поговорить с предателями, которые ее бросили, но горло болело так, словно в него воткнули булавки, и, если дело дойдет до драки, она не хотела, чтобы кто-нибудь прикасался к ее левой подмышке, где выросла болезненная опухоль размером с яблоко, которая по ночам булькала и, казалось, разговаривала с ней.
Ей нужно было добраться до реки.
Наконец, она вспомнила поворот между двумя домами, мимо которого проходила несколько раз, и, спотыкаясь,
