— просто сжал в объятиях, не позволяя ни брыкаться, ни вырваться. По-медвежьи сгреб в охапку, и сколько бы я ни дергалась — все зря.
От неравной борьбы я запыхалась. Задыхалась, хватая воздух ртом, до боли жмурилась, чтобы не зареветь.
Никаких слез! Пусть не думает, что я из-за него… Ни за что!
Под моими ладонями, надрывно сокращаясь, гремело чужое сердце. И сам Хеммери дышал так, будто пробежал десять кругов по полигону для экзаменов, будто ему не все равно.
— Ев…
— Пусти, — глухо промычала ему в грудь, и задержала дыхание чтобы не чувствовать его запах.
Когда он стал таким родным? Зачем я позволила себе привыкнуть?
— Извини за этот идиотский спор, — прохрипел он, — мы спорили еще до того, как знакомились с претендентками. Просто игра больших дураков.
— Просто игра?!
Коул тут же прижал сильнее, не позволив отдалиться.
— Да. Тупая игра. И недостойная. Нам казалось, что это весело.
— Вам до сих пор весело.
— Мне нет. Я не думал, что все так обернется. Не хотел… делать больно.
— Но сделал!
Сейчас точно разревусь.
— Прости меня. Я дураком был, Ев! Сначала поспорил без задней мысли, а потом увлекся, забыв обо всем. Мне нравилось с проходить вместе с тобой испытания, нравилось общаться. Ты мне понравилась!
Понравилась? Надо же, какое красивое слово. Не то что мое уродливое «влюбилась».
Рукавом стираю слезы, которые все-таки потекли по щекам:
— Так сказал бы. Признался, не доводил до крайности, не позволял бы себя целовать на глазах у всех. Или годовых экзаменов в виде приза за мое поступление для тебя было недостаточно? Эр-мобиль в хозяйстве полезнее?
* * *
Пытаясь вырваться, я случайно зарядила локтем Хеммери прямо под ребра, от чего он сдавленно охнул и дернулся. Надеюсь, ему было хоть на треть так же больно, как и мне. Задушила бы!
— Хочешь я его тебе отдам? Хочешь?!
Вот так просто? Сказал и даже ничего не дрогнуло внутри?
Я почувствовала себя еще более убогой, чем прежде. Для дурочки из Муравейника все эти атрибуты роскоши кажутся недостижимыми, а для парня из Хайса, выросшего в хорошей семье — ерунда, игрушки, которыми можно запросто швыряться.
— Девке своей отдай. Пусть радуется.
— Нет у меня никакой девки!
— Неужели такой популярный парень к третьему курсу не обзавелся армией поклонниц? — я рассмеялась, но смех прозвучал хрипло и надсадно.
Не умела я играть в такие игры, и учиться не хотела.
— При чем тут поклонницы? — он даже не отрицал, что они были.
— Не при чем. Все хорошо. Отпусти меня, Коул. Завтра рано вставать, первый учебный день, надо подготовиться…а не забивать себе голову мыслями где ты и с кем.
— Кажется, кто-то ревнует? — натянуто улыбнулся Коул, пытаясь перевести все в шутку.
Только у меня не было настроения шутить. Горечь затапливала до самых краев:
— Ревную? Ты серьезно? Я, конечно, не такая умная, как аристократы Хайса и порой слишком наивная, но даже мне понятно, что нет смысла ревновать того, для кого ты просто кукла и предмет спора. Так что нет, Коул. Не ревную. Мне просто стыдно, за то, что я сама липла к тебе, в то время как у тебя была девушка. Может, для кого-то это и в порядке вещей, но только не для меня.
— Нет у меня никакой девушки, — прорычал Хеммери и встряхнул так, что у меня зубы клацнули.
— Ну хватит уже! — я все-таки смогла его оттолкнуть. Дыхание сбилось, в горле пульсировало, — Ты меня совсем за идиотку держишь? Я видела вас в комнате. Забыл? Видела, как она тебя за тебя цеплялась…
Меня сейчас стошнит.
— Ах это… — нахмурился Коул.
Вспомнил бедолага.
— Это! Она прохода мне не дает! Скажи ей, что я ни на что не претендую, пусть уже успокоится. Пусть забирает полностью, с потрохами и тебя, и твой вожделенный эр-мобиль. Мне плевать. Главное, чтобы в покое меня оставила.
От моих слов Коул сморщился так, будто ему целый лимон в рот затолкали. Выслушал всю тираду целиком, потом угрюмо произнес:
— Ее зовут Диана.
— Я уже в курсе! — понимающе улыбнулась я, замерзая изнутри, — Счастья вам, радости и всего самого хорошего, но подальше от меня. Я не собираюсь быть девочкой для битья и бесплатным развлечением для вашей сладкой парочки. Найдите себе другую мишень для издевательств.
— Ев… — парень посмотрел на меня исподлобья, — Ди — моя сестра. Мы близнецы.
Его слова, как удар под дых. Так остро, что даже перед глазами потемнело.
Еще одна Хеммери?! Сестра? Родная?
Как такая кобра могла быть сестрой такого, как… А какого? Чем он лучше? Ничем! Только стелил мягче, а падать все равно оказалось больно
— Значит, это у вас семейное, — горько усмехнулась я, — глумиться над убогими.
— Я не глумился. Никогда. Ты же знаешь! Я просто дурачился и не думал о последствиях
Я грустно покачала головой. Он так до конца и не понял в каком котле я варилась по его милости.
— Ты ведь даже не представляешь, что ты наделал? Я и так всем мешала своим присутствием, а после вашего спора еще хуже стало. Меня теперь все считают… — проглотила неприличное слова.
— Заткнутся. Все.
— Смешно.
Отмахнувшись от него, я развернулась чтобы уйти. Сил на разговоры не осталось.
— Стой, Ев, — снова перегородил путь, — я тебе обещаю, что улажу эту проблему.
Я криво усмехнулась:
— Охотно верю.
— Я решу этот вопрос, — с нажимом сказал Коул, — К тебе больше никто не сунется.
— Даже крошка Ди-Ди?
Хеммери помрачнел:
— С ней будет сложнее.
— Что, сестренка не захочет слушаться братика? Какая жалость.
— Ева!
— Ну что Ева? Что? — устало простонала я, — вот она. Перед тобой. Чего ты от меня хочешь? Прощения? Хорошо ты прощен. Благодарности за то, что помог поступить? Я тебе благодарна, честно. Больше, чем кому бы то ни было в этой жизни. Без тебя я бы уже вернулась в Муравейник.
— Мне не нужна твоя благодарность. Мне нужна ты, и чтобы все было как прежде!
Как же екнуло за ребрами. Как же хотелось поверить.
— Это снова какая-то игра? Второй этап спора? Убеди дуру, что в прошлый раз пошутил и добей до конца?
— Ты прекрасно знаешь, что нет, — Хеммери дышал так, будто все это время его черти по полю гоняли, — знаешь, ведь.
Я виновато пожала плечами:
— Не знаю, Коул. Не знаю…и не доверяю. Прости.
Так горько было видеть разочарование в его глазах, но я говорила правду. Я не доверяла ему. Уроки, полученные в Муравейнике, намертво выжгли на сердце, что нельзя доверять тому, кто однажды
