и помыть за собой грязную тарелку.
— Что ты прикопался? Ты тут не живешь.
Афинка раздувает ноздри, готовясь к новой истерике.
— Хорошо, — Герман усмехается. — Теперь ты не только за собой убираешь, но и за всеми нами. И моешь посуду.
— Да, — твердо и зло говорит Афинка, принимая сторону папулечки. Тянется к его тарелке и хватает пальчиками спагеттину. Отправляет ее в рот и хмурится. — Вот так.
Боря переводит на нее взгляд и шипит:
— Мелкая подпевала.
— Борь, — Герман взгляда от сына так и не отводит. — Самое время тормозить.
— Может, ты эту херню должен был сам себе однажды сказать? — Борька сжимает кулаки.
Афинка всзлипывает, у нее губы дрожат и слезы на глазах выступают. Сейчас заревет.
— Борь, выдыхай, — говорю я и смотрю на Германа. — С нашей посудой мы уж как-нибудь сами разберемся.
— За сыночку помоешь посуду? — усмехается Герман и вновь поднимает взгляд на Бориса. — Не думай, Борь, маменькиным сынком ты не будешь. Прятаться за мамкину юбку от посуды?
Боря идет красными пятнами гнева. Отец его задел за живое. Видимо, действительно была у нашего сына мысль сейчас спрятаться под юбку, которую я, идиотка такая, приподняла, чтобы сыночку-корзиночку защитить от посуды назло Герману.
Накрываю лицо ладонью и вздыхаю:
— Да, Борь, тебе все же придется помыть посуду. Не переломишься.
— Вот и помою! — рявкает он в сыновьем бессилии. — Я бы и так помыл! Но вы же еще жрете.
— Едите, — терпеливо поправляет его Герман. — Жрут свиньи, Борь, из корыта.
Боря с рыком выходит из кухни, по пути бьет кулаком в стену, шипит от боли и бурчит под нос, как мы все ему надоели.
— Почему Боря злится на тебя? — Афинка поднимает личико к Герману. — Он такой злой приехал с тобой.
Глава 20. Мама-душнила
— Можно же купить посудомойку, — шипит Борька, кидая тарелки с грохотом в раковину.
— Разобьешь тарелки, — спокойно отзывается Герман, попивая чаек из кружки с надписью “ты — красотка”, — будешь их склеивать, а потом из них же трапезничать.
— Что за слово-то такое? — Борька с оскалом оглядывается. — Трапезничать?!
Я бы уже давно на него сорвалась. Накричала и полотенцем пару раз дала по его тоще заднице, а Герман невозмутим.
— Русское слово… Хотя нет, — Герман качает головой, — у него все же греческое происхождение. И ты сейчас просишь посудомойку на день рождения?
А вот и тихая шуточка, от которой глаза Борьки разгораются гневом.
— Да мне от тебя ничего не надо!
— То есть я могу сдать обратно ви-ар шлем в магазин? — Герман вскидывает бровь. — А то мне его, наконец, привезли, а он, оказывается не нужен. Ладно.
Борька замолкает и скрипит зубами, а я в очередной раз удивляюсь тому, как Герман выходит из сложных ситуаций победителем.
На вопрос Афинки, почему брат злой, как чертенок, он ответил, что Борька вообще много злится в последнее время, и доча с ним серьезно согласилась. Шмыгнула и забыла о вопросе, с аппетитом откусывая голову у осьминожки.
Про Диану промолчал. Видимо, в его планах знакомство с новой пассией должно пройти лично, а не на словах.
— Какой еще шлем? — сдержанно спрашиваю я.
— Шлем виртуальной реальности, — спокойно отвечает Герман и смотрит на меня, придерживая кружку “ты — красотка” у подбородка, — кстати, сына, ты не думаешь, что можно и маме сказать о своих хочушках?
— Каких хочушках? — напрягаюсь.
— Я обсуждал с папой отдельную игровую комнату, — бурчит Борька и включает воду. Намыливает губку.
— Когда обсуждал? Сегодня?
— Нет. Несколько дней назад, — мрачно отвечает.
— Он мне скинул фотографии игровых комнат, — Герман делает глоток чая, — с сообщением “смотри как круто”. Ну, это же явно был намек. И да, я оказался прав.
Через минуту Герман показывает фотографии игровых комнат, которыми с ним поделился Борька. Мечта любого мальчика-подростка: большой телевизор, несколько игровых приставок, всякие разные джойстики на отдельном стеллаже, кресла-мешки.
— И ты все это решил ему организовать? — поднимаю взгляд на Германа. — Я правильно поняла?
С такой комнатой Борька точно съедет от матери, которая не понимает смысла видеоигр и резко против того, чтобы тратить часы жизни перед компьютером или телевизором с приставкой.
— Я еще думаю, — отвечает Герман, — пока вижу, что…
— Ты его решил подкупить игрульками? — цежу я сквозь зубы и подаюсь в его сторону. — Вот как ты поступишь, да? Очень хитро.
— Что бы я сейчас ни сделал, ты все перевернешь так, что я пытаюсь тебя обыграть, — Герман откладывает телефон.
Краем глаза вижу, что ему пришло сообщение. С трудом сдерживаю себя. Очень хочется схватить его смартфон, посмотреть, кто ему и что написывает, но это не мое дело.
— Ты поэтому к отцу решил переехать? — смотрю в спину Борьки. — Из-за игровой комнаты? Из-за ви-ар шлема? Из-за игрушек?
— Нет, — зло выдыхает Борька.
— Будь честным.
Напряженное молчание, а затем Боря разворачивается в мою сторону, крепко стискивая тарелку, и говорит:
— С тобой душно, — и его аж трясет. — Честно? Вот тебе, мам, честно. Ты душнишь. Много душнишь. С тобой поговорить не о чем. А еще ты лезешь ко мне, когда мне этого не надо. И мне… тяжело. Ясно? Тяжело! — повышает голос. — И я… не знаю… всегда виноват! Виноват за то, что мне скучно с тобой, и я тоже начинаю вести себя, как дебил, чтобы не обижать тебя! Но потом все равно обижаю! И так не было! Не было раньше!
Переводит взгляд на Германа и повторяет в громком отчаянии:
— Не было!
Сглатываю колючий ком обиды и слез, и говорю:
— У тебя переходный возраст, Борь. Ты подросток… Гормоны…
Смотрит на меня, как на дуру, и медленно
— Так только с тобой, мам.
Понимаю, что я очень устала. Делаю глубокий вдох и выдох, подпираю лоб кулаком и блекло отзываюсь:
— Я не буду сопротивляться твоему решению жить с отцом, — закрываю глаза и хмыкаю. — Дианочка будет очень рада.
Глава 21. Я тут сам справлюсь
Моей маме от меня тоже доставалось. Она была для меня навязчивой, скучной, надоедливой
