ненавистных партий. Ни одна живая душа не отреагировала, а его вдруг осенило, что эти несчастные партии, даже если в них кто-нибудь и вступит, еще придется каким-то образом регистрировать. На следующее утро он пошел и сам сорвал все объявления, заменив их на новые. Теперь это были приглашения к созданию списков независимых кандидатов. Зарегистрировать такие списки будет гораздо проще, для этого нужно пройти через меньшее количество формальностей, тем более что речь идет всего лишь о незначительном органе местного самоуправления. Бартул Квасиножич, основатель, председатель и единственный член TILP, пришел к нему уже на следующий день с перечнем из десяти подписавшихся кандидатов независимого списка TIIL, «Тёрд Айленд Индепендент Лист». Последующие же дни принесли то, чего Синиша ожидал уголком своего мозжечка: никто не явился со вторым списком. Старому Симпсону не с кем было соперничать, что, вероятно, и побудило его так быстро все сделать. Гниды-саботажники! Срок подачи независимых списков истекал завтра в полдень, так что с каждым движением секундной стрелки и этот план приближался к своему бесславному финалу.
Синиша отчетливо слышал тиканье наручных часов. После первого собрания на Пьоце свое рабочее время (с девяти до часу и с четырех до семи) он стал проводить в офисе поверенного на втором этаже Зоадруги, бывшей третичской школы — длинного узкого двухэтажного строения, стоящего на краю деревни, за Супольо. Внизу, в двух бывших классных комнатах, расположился магазинчик, в котором продавали то, что каждую пятницу привозили итальянские контрабандисты, получающие деньги от Бонино, вернее, от его Фандэйши. В магазине можно было купить все что угодно по цене ниже себестоимости, а заведовал им Эсперо Квасиножич, по прозванию Барзи, — чрезвычайно неторопливый дедок лет восьмидесяти. Его движения были медлительны, но мозг работал так же бодро, как и в молодости, поэтому никому даже не приходило в голову заменить его кем-нибудь порасторопнее, несмотря на то что Барзи выписывал квитанции по несколько минут, а заказы на следующий приезд итальянцев — и того дольше: сначала на третичском, потом на итальянском. Перед входом в Зоадругу росли четыре бугенвиллеи, в кроны которых вплеталась виноградная лоза. Здесь, в освежающей тени деревьев, за длинным четырехметровым деревянным столом третичане проводили свой досуг. По краям столешницы через каждые двадцать сантиметров были вделаны открывалки класса люкс: подставляешь бутылку, слегка дергаешь ее вниз — и порядок. Барзи, собственно, подавал здесь только бутылочное пиво: еще в конце семидесятых он решил, что ему гораздо проще собрать вечером крышки и поставить пустые бутылки обратно в ящики, чем заморачиваться с жестянками и таскаться с полными мешками к Стармице — бездонной яме, в которую третичане испокон веку сбрасывали мусор и до сих пор не заполнили ее. Кроме того, большинство мужчин предпочитали пиво в бутылках, «ботлд биа», пиву в банках, «кэнд биа».
Тихий галдеж собравшегося перед Зоадругой общества никак не мешал Синише: он его просто не слышал. Кабинетом ему служила учительская в противоположном конце здания, окна ее выходили на кладбище и виноградники. О том, что снаружи есть жизнь, Синише время от времени напоминали небольшие стада овец и коза, которая, ведомая какой-нибудь бабушкой, а то и сама по себе, проходила по тропинке через виноградник или пробиралась между крестами, после чего исчезала за холмом, уходя вглубь острова. Вечером он наблюдал, как она возвращается. Все остальные помещения на этаже были закрыты, на одной из дверей висело аж два замка. «Система двойной изоляции» — именно так в одной из заметок Синиша описал свое положение: на острове он не только оказался изолирован от остального мира, но и сами местные жители изолировали его от себя, поместив в эту часть здания. В долгие пустые часы ожидания, что кто-нибудь все же вступит в одну из двух партий, сменившегося позже надеждой на то, что будет создан второй независимый список, поверенный поначалу развлекал себя написанием заметок о своей работе, потом стал играть на ноутбуке, иногда просто смотрел в окно, пока наконец не начал записывать третичские истории и собственные впечатления. Помимо незаконченной «Бонино и Тонкицы» он до этого написал еще одну, тоже незаконченную, заметку «Гуманитарная мафия»: об итальянцах, которые по пятницам привозят сюда провиант по заказу местных иногда на одном, а чаще на двух глиссерах. Он подробно описал их внешность и поведение, но еще лучше, в красках, — их отношения с хорватской береговой охраной, которая с ними тоже по-своему торговала. Полицейские пропускали небольшие партии контрабанды на мирный Третич в обмен на сведения о криминальных рыбах покрупнее, а также о браконьерах в хорватских водах. Да, отличный получился рассказ. Синише захотелось перечитать его и написать достойный финал, но тут раздался хорошо знакомый стук в дверь: тук! тук-тук!
— Входи, Тонино, — произнес он усталым голосом.
— Повери, у меня две новости. Как это обычно говорят, хорошая и плохая, — выпалил Тонино, даже не поздоровавшись.
— Да? — равнодушно ответил Синиша, не отрываясь от компьютера.
— С какой начать? — продолжал Тонино в восторге оттого, что ему впервые в жизни подвернулся случай поучаствовать в этом анекдотическом диалоге.
— Ну, давай сначала хорошую, хотя я понятия не имею, что здесь может…
— У нас есть второй список! — воскликнул, сияя, Тонино.
— Да ладно! Серьезно?! — обрадовался поверенный и наконец повернулся лицом к своему ближайшему соратнику. — Второй список? Второй список независимых кандидатов для проведения выборов?
— Точно!
— Ё-моё, это же офигенно! А чей? От кого, кто его подал?
— Селим Ферхатович, — все так же радостно отвечал Тонино. Синиша вдруг весь обмяк.
— Тонино… Дорогой мой переводчик… Я бы даже сказал, господин государственный переводчик… Ты что, тоже взялся меня подкалывать? А? Какой, блин, еще Сезим? Ахалай-махалай, сезам, откройся!?
— Не Сезим, а Селим. Селим Ферхатович. Пришлый. Вообще, он босниец, а к нам попал год тому назад. Первое время случались недоразумения, но он быстро освоился.
Поверенный выпрямился в кресле и уставился на трещину, зиявшую в стене чуть пониже подоконника. Оба молчали с полминуты.
— Ладно, — произнес наконец поверенный, а оставшийся ни с чем «Настоящий Синиша» смиренно прошмыгнул мимо Тонино и нырнул под дверь. — Этот Ферхатович, я так подозреваю, и есть плохая новость? Или есть что-то еще хуже?
— К сожалению, есть. Он сказал, что выставит свой список только в том случае, если ему разрешат объединиться в предвыборную коалицию с TIIL Бартула.
— Повтори-ка еще разок, Тонино…
— Хм-м, я говорю, что Ферхатович не станет выставлять свой список, если ему не будет позволено объединиться с его единственным противником еще до выборов.
Синиша уже сбился со счета, сколько раз за эти полтора месяца он думал,
