Тим побрели по широкой асфальтированной дорожке в сторону аллеи. Он негромко рассказывал про встречу с сестрой. Яна слушала, отвечала, улыбалась, и её не покидало чувство принуждения. Она не хотела всего этого — обстоятельства вынуждали. Она чувствовала себя невольницей, ей хотелось разрыдаться и уйти, вымолить свободу, но никто не мог освободить её от собственных чувств. И она, связанная цепями, валялась на дне разума, окружённая темнотой, холодом и страхом.
Её глаза молили о помощи, но внешне она оставалась невозмутимой, продолжала играть по правилам, боясь угрызений совести. Пыталась быть собой, но напускное самообладание истончалось; день-два — разорвётся. И Яна знала, что не сможет справиться с очередной истерикой, но излить душу, пока дамба цела, ей было не перед кем. И с покорностью зашуганного пса она ждала прорыва.
— Купим мороженое? — предложил Тим, пальцем указав на киоск с мороженым.
Яна кивнула, села на бордюр огромной клумбы, в которой пестрели яркие цветы, и поставила выигранную в тире матрёшку рядом. Тим пошёл за мороженым. Очереди не было, и вернулся он быстро, протянув подруге дынный пломбир. Яна благодарно улыбнулась, сняла упаковку и поджала губы. Она с трудом подавляла желание излить душу и всерьёз задумалась: а не сходить ли на исповедь? — хоть не была крещённой и в Бога верила постольку-поскольку.
— Уродливая какая, — с безразличием сказал Тим, разглядывая матрёшку. — Бракованная попалась. Смотри: у неё глаз косой и рот кривой. — Он усмехнулся, ещё какое-то время рассматривал игрушку и спросил: — Как думаешь, кто выиграет?
— Что? — не поняла Яна.
— ЧМ. Кто выиграет?
— А, это. Не знаю. Я футбол не смотрю.
— Наверное, Англия, — предположил Тим.
— Или Германия. Тоже сильная команда.
Тим беззлобно рассмеялся и сказал:
— Ты разве ж не знаешь о проклятии чемпионов? Те, кто выиграл прошлый чемпионат, даже из группы не выходят.
Яна безразлично пожала плечами.
— Ну, тогда Бельгия. Какие там ещё страны есть? Или вообще наши.
Тим задумчиво покачал головой и неуверенно возразил:
— Наши хорошо сыграют, но не в финале. Франция.
Яна ничего не ответила, покрутила подтаявшее мороженое и, виновато улыбнувшись, выбросила его в урну. Рассеянно огляделась и остановила взгляд на старике, который отрешённо кормил голубей, небрежно разбрасывая пшено.
— Чёрт возьми, «Венома» не посмотрю. — Тим усмехнулся и вложил ей в руку ключи.
Яна непонимающе посмотрела на связку и вопросительно вскинула брови. Тим нерешительно помолчал и сказал вполголоса:
— Не хочу, чтоб мой труп лежал неделю, пока не завоняет.
Яна поджала губы, молча убрала ключи в карман шорт и кивнула, на него не глядя. Он некрепко обнял её, положив голову ей на плечо и шепнул: «Спасибо».
Оставшийся день показался несправедливо долгим. Яна не помнила разговоров, отказывалась от еды и развлечений, с трудом удерживая на лице подобие улыбки. Наверняка её кривой оскал выглядел жутко фальшивым, но она не могла принять своих чувств, хоть Тим о них давно догадался — это было заметно по его обеспокоенному взгляду и по плотно сжатым от беспомощности губам.
Тим взял Яну за руку, участливо сжал её пальцы и ободряюще улыбнулся. Улыбка вышла жалкой. Они видели страдания друг друга, но сделать ничего не могли. Их встречи приносили им свербящую боль, но отказаться от них было нельзя. Яна чувствовала себя обязанной, Тим, вероятно, — виноватым. И они покорно ели дёготь, уже не веря, что доберутся до мёда.
Приползшие к вечеру тучи заволокли небо. Нагретый воздух стал влажным и сладким. Ветер, пропахший запахом дождя, приятно обдувал кожу. Деревья лениво шелестели листвой, и город притих, превратившись в шёпот.
— Ночью гроза будет, — сказал Тим, когда они остановились у её подъезда.
Яна безразлично взглянула в небо и снова отметила угнетающую серость мира.
— Я завтра в больницу с утра, — несколько виновато сообщил Тим. — Думаю, проторчу там до вечера.
— Зачем?
Тим пожал плечами и мимолётно взглянул на небо, в которое до сих пор таращилась Яна.
— Мне доктор звонила. Предложила сдать дополнительные анализы. Говорит, течение болезни у меня нестандартное. — Он усмехнулся. — Опять, наверное, обнадёжит, а потом разочарует. Было уже.
Яна не ответила, посмотрела на носки своих балеток, слегка пыльные, и заметила небольшую потёртость на правой из них — споткнулась сегодня о камень. И палец больно ударила, долго хромала потом. Оттого желание скорее вернуться домой заныло капризным ребёнком, но она пересилила себя. И теперь не уходила, покорно ожидая, когда Тим её отпустит.
— Спасибо, — сказал он. — Стих очень красивый.
— Не очень, — возразила Яна.
— Мне никто стихов не посвящал. Мне приятно.
Тим неловко улыбнулся; чуть коснувшись губами, поцеловал её в щёку и, глухо попрощавшись, ушёл. Яна проводила его долгим тоскливым взглядом и, круто развернувшись, зашла в прохладный подъезд.
18.05.2018
Мы притворяемся нормальными, но оба в депрессии. Улыбаемся — но это фальшь. Держимся за руки и чувствуем взаимную дрожь. Смотрим друг другу в глаза — видим страх и боль. Мы договорились стать притворщиками и честно играем свои роли, хоть до Оскара нам далеко. Смешно и горько, но по-другому никак, иначе оба сломаемся: я испорчу ему последние мгновения, он оставит дурные воспоминания. Что ж, нужно продолжать писать безоблачный сценарий с идиотической улыбкой на губах. Прости, Тим, но мне сложно. Я держусь из последних сил, улыбаюсь через слёзы, а ночами рыдаю. Ты, наверное, тоже. Но кто знает, может, вдвоём нам было бы легче? Хотя, кого я обманываю? Легче нам уже не станет.
Глава 9
Яна привыкла жить одним днём, ничего не загадывая на завтра. В этом был свой больной романтизм, перемешанный с откровенным извращением над собственным разумом. Но так было проще и даже честно: она не знала, что ждёт её на рассвете. Каждый робкий поцелуй Тима мог оказаться последним, как и звонок или сообщение. Думать об этом было невыносимо, но Яна каждый вечер представляла, что очередным утром Тим не поднимет трубку. Она с маниакальным упорством готовила себя к этому моменту, но знала: к нему невозможно подготовиться. И сколько бы раз она ни прогнала в голове эту сцену, смерть Тима её сломает.
Позавтракав, Яна вымыла посуду, выбросила просроченные лекарства из аптечки и прошлась метёлочкой по книжной полке. Долго встряхивала одеяло, прежде чем застелить постель. Опрыскала тюль из пульверизатора и полила цветы. Потом, глядя, как в лучах солнца кружатся пылинки, долго пылесосила центр комнаты, пока аккумулятор не сел полностью. И лишь тогда остановилась, поставила пылесос на зарядку и бессильно рухнула на диван.
Из объятий скорбной тишины её вырвал звук сообщения.
Сонечка.
