— Что скажете?
— Похоже, тот же зверь. Точно утверждать не могу.
— Огромный волк? — осведомился жандарм, прищурившись и настороженно вглядываясь в лицо Лоуренса.
Тот нахмурился, потом, широко расставив большой и указательный пальцы, сказал:
— Очень крупный. Между клыком и заостренным коренным зубом — вот сколько. Надо бы уточнить. Следы зубов на плече и на горле. Наверное, она не успела выстрелить.
По ухабистой дороге, трясясь и подскакивая, к ним приближались две машины.
— Вот эксперты, — показал на них жандарм. — А во второй — врач.
— Пойдем отсюда, — предложил Лоуренс, обняв Камиллу за плечи и легонько встряхнув. — Нам здесь нечего делать.
— Я хочу поговорить с Солиманом. Он заперся в туалете.
— Если кто-то заперся в туалете, с этим ничего нельзя поделать.
— Все-таки я к нему пойду. Он там совсем один.
— Я жду тебя у мотоцикла.
Камилла вошла в мрачный, погруженный в тишину дом, поднялась на второй этаж, остановилась перед запертой дверью.
— Соль, — тихонько позвала она, постучав.
— Валите все отсюда, придурки! — прорычал молодой человек.
Камилла удовлетворенно покачала головой. У Сюзанны — достойный наследник.
— Соль, я не прошу тебя выйти оттуда.
— Ну и катись!
— Для меня это тоже большое горе.
— Да твое горе — ничто! Ты слышишь? Ничто! Что ты сюда приперлась? Ты не имеешь права здесь быть, ты ведь ей не дочь! Вали отсюда, черт тебя возьми! Слышишь, вали!
— Конечно, мое горе с твоим не сравнить. Я просто любила Сюзанну, и все.
— Ага! Вот видишь! — заорал Солиман.
— Я просто чинила водостоки и взамен брала у нее овощи и виноградную водку. Что до тебя, то мне плевать, если ты на всю жизнь поселишься в уборной. Ничего, будут тебе ветчину под дверь подсовывать.
— Именно так! — крикнул Солиман.
— Значит, дело обстоит так. Ты, Соль, навеки поселился в туалете. Полуночник безвылазно сидит в овчарне, а Бютей — в своей хибаре. Все сидят по местам, никто никуда не выходит, а овцы дохнут, поскольку им ничего больше не остается.
— Да насрать я хотел на эти чертовы пучки шерсти! Безмозглые твари!
— Полуночник уже старик. Он не только не хочет никуда выходить, он сидит без движения и ни с кем не желает разговаривать. Он словно одеревенел и стал похож на свой посох. Нехорошо, если он превратится в развалину и придется отправить его в дом престарелых.
— Мне-то что до этого?!
— С ним это приключилось, потому что его не было дома, когда произошло несчастье. И он ничем не мог помочь.
— А я спал! Спал, понимаешь?
Камилла услышала, как Солиман разрыдался.
— Сюзанна всегда считала, что тебе надо хорошенько высыпаться. Ты ее слушался. Это не твоя вина.
— Почему она меня не разбудила?
— Потому что она не хотела, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты ведь был для нее как принц.
Камилла оперлась рукой о дверь.
— По крайней мере, Соль, Сюзанна так всегда говорила, — добавила она.
Камилла направилась к овчарне, по пути ее остановил жандарм.
— Ну, как он там? — спросил он.
— Он плачет, — устало ответила Камилла. — Трудно разговаривать с человеком, если он заперся в туалете.
— Да уж, — согласно кивнул жандарм с таким видом, словно ему приходилось разговаривать с сотнями людей, которые заперлись в туалете. — Что-то психолога не везут. Не знаю, где они застряли. — Он взглянул на часы.
— А что сказал врач?
— То же, что и траппер. Что ее загрызли. Да, загрызли. Около четырех часов утра. Отпечатки зубов не очень четкие. Нужно очистить раны. Но он говорит, что все равно эти следы будут не так хорошо видны, как, например, на глине. Но это и так понятно, правда?
Камилла кивнула.
— Полуночник все еще там?
— Все боятся, как бы он не превратился в мумию.
— Можно попросить психолога зайти к нему.
Полицейский только покачал головой.
— Бесполезно, — грустно проговорил он. — Полуночник — слишком крепкий орешек. Ему вся эта психология — как слону дробина.
— Ладно, — вздохнула Камилла. — Не могли бы вы мне сказать, как вас зовут?
— Лемирай. Жюстен Лемирай.
— Спасибо вам.
Камилла медленно повернулась и стала спускаться по каменистой дороге. Руки ее безвольно висели вдоль тела, словно у нее не было сил их поднять. Она подошла к мотоциклу, надела шлем.
— Я где-то оставила банку, — растерянно пробормотала она.
— Мне кажется, это не так важно, — произнес Лоуренс.
Камилла согласно кивнула, уселась на сиденье и крепко обхватила Лоуренса обеими руками.
X
Лоуренс остановил мотоцикл у самого дома и спокойно ждал, пока Камилла слезет с сиденья.
— Ты не зайдешь? — спросила она. — Я бы кофе сварила.
Лоуренс отрицательно покачал головой. Руки его все так же сжимали руль.
— Ты прямо сейчас возвращаешься в горы? Хочешь найти этого мерзкого волка?
Лоуренс помедлил, снял каску и встряхнул головой.
— Я к Массару еду, — нехотя сообщил он.
— К Массару? Так рано?
— Уже девять, — сказал Лоуренс, посмотрев на часы.
— Не понимаю. — Камилла явно была озадачена. — Что тебе нужно от этого типа?
Лоуренс досадливо поморщился.
— А я не понимаю, как волк мог напасть, — заявил он.
— Тем не менее он это сделал.
— Волки боятся людей, — продолжал Лоуренс. — Они стараются не сталкиваться с ними один на один.
— Наверное, ты прав. Но этот-то напал.
— Сюзанна — женщина крупная, сильная, горластая. Характер у нее решительный, да к тому же у нее было ружье. Она бы загнала волка в угол.
— Лоуренс, но ведь она так и сделала. Она его и загнала. Всем известно, что волк, оказавшись в таком положении, атакует.
— Это мне и не дает покоя. Толстуха знала, что она может себе позволить, а что — нет. Вряд ли стала бы рисковать и загонять волка в угол. Обошла бы его, просунула ружье снаружи в окошко и выстрелила. Вот что она бы сделала. Но войти в овчарню, загнать зверя в угол — господи, да я представить себе этого не могу!
Камилла насупилась:
— Может, объяснишь, что ты имеешь в виду?
