работал до своей кончины. Во всем написанном чувствуется какая-то неловкость. Убийства в Исландии настолько редки, что никто не умеет рассказывать об их жертвах. Из некрологов становится ясно, что в жизни Аусгейр никак не преуспел, только коллекционировал почтовые марки и отирался вокруг голых мужчин, но и об этих его занятиях говорится в преувеличенно-возвышенном тоне. Возможно, это сделано оттого, что убийцу еще не нашли, и авторы некрологов надеялись, что он почувствует раскаяние, прочтя о достоинствах Аусгейра. Будто убийца мог не знать своей жертвы – в Исландии все друг друга знают.
Даже Лео был знаком с убитым – самым невезучим человеком из всех, кого ему когда-либо приходилось встречать. С тех пор как Лео начал посещать бассейн, Аусгейр потерял один за другим почти все пальцы рук и ног, более того, даже мочки ушей. После прочтения некрологов у Лео появилось такое чувство, будто он узнал об отце Аусгейра – Хельги Стéйнгримссоне – гораздо больше, чем о самом убитом. Отец его, оказывается, известный специалист по исландским рукописям и в прошлом был прекрасным пловцом.
– Это было ужасное зрелище!
Лео отрывается от газеты: рядом с ним за стойкой сидит мужчина с рыжей шевелюрой и ровно того же цвета бородкой а-ля валет пик. Он наклоняется поближе к Лео:
– У него был отрезан язык!
– Что вы говорите?!
– Да, мне рассказала моя подруга, у нее муж полицейский, он первым его нашел.
Лео совсем не настроен на такие разговоры, сегодня должен быть радостный день. А мужчина понижает голос:
– Что-то он такое знал, это предупреждение остальным…
Лео закрывает газету, достает кошелек и отсчитывает монетки за кофе. Положив их на стол, встает, а рыжий не унимается:
– Его коллекция марок пропала!
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– А? Да я просто так, разговор поддержать…
– Будьте здоровы…
И Лео спешит покинуть кафе.
* * *
Чиновник закончил телефонный разговор о диете вервольфов, зашипев на собеседника на другом конце провода:
– Да пошел ты! Они сидят там, головы в задницы позасунули, и ты, как я вижу, тоже!
После чего как ни в чем не бывало вернулся к беседе с Лео:
– Я вижу, у вас чистая справка о судимости… Здесь прилагается подтверждение посольства Чехословакии, что вы, пока там проживали, не совершили ничего противозаконного… Ну? А я думал, что вы из Германии…
Чиновник пронзил Лео пытливым взглядом.
– Я из Праги.
– Надеюсь, вы не коммунист?
– Нет, я не состою ни в какой партии, я алхимик.
– О? А это, политически выражаясь, ближе к правым или к левым?
– Это можно отнести к оккультным наукам.
– Да я знаю, просто проверял вас. Алхимик – это тот, кто занимается изготовлением золота, верно?
– Верно, но это прежде всего система духовных практик.
Чиновник напустил на лицо нарочито равнодушное выражение:
– А вы согласны с хризостомской теорией заселения Исландии? Может, мы все здесь “златые уста”, а в бухте Кри`сувик тысячу лет назад заправляли египетские тени? [27]
– Я… сомневаюсь…
Чиновник оживился:
– И правильно! Тем более что все это чушь собачья. А вот как по поводу герулов? Не такая уж безумная идея, как вы считаете?
– Эээ… с ней я совсем не знаком…
– Вот и хорошо! Это же неуважение к исландскому народу – утверждать, что он пошел от племени, которое поклонялось свиньям! И не копайтесь во всем этом, не стоит.
Длинная пауза…
– Так… Справка из Управления полиции Рейкьявика… Все выглядит безупречно. – Чиновник отложил в сторону бумаги. – Но если есть что-то, о чем мы должны знать, если вы хотели мне о чем-то сообщить, то сейчас самое время это сделать. Так будет лучше для всех!
* * *
Первое, чем обзавелся Лео, прибыв в Исландию, так это бланком заявления на гражданство. Но прежде чем он успел его заполнить, форма устарела, и он решил это дело забросить. И лишь когда Храпн В. Карлссон, торговец марками, объяснил ему, почему нельзя находиться в стране, не став ее полноправным гражданином, Лео понял, что чем раньше он подаст заявление, тем лучше.
– Вот, допустим, тебя поймали с какими-то из этих марок. Ну, скажем, в твоей квартире случился пожар, и пожарные нашли их у тебя. И что тогда? А тогда – пишите письма, тебя выпрут из страны как будь здоров. С исландцами же так не поступают. Им дают срок, а после отсидки они просто возвращаются к себе домой.
– А с ними что, не все в порядке?
Лео провел рукой по нескольким марочным листам, разложенным на прилавке филателистического магазина. Это были красные марки в 35 э́йриров [28], с извергающейся на заднем плане Гéклой и черной надпечаткой: “5 эйриров”. Качество рисунка оставляло желать лучшего, да и надпечатки сделаны как попало: вверх ногами или сползая за рамку, а кое-где были смазаны и двоились.
Время клонилось к ночи, в дневное время, до закрытия магазина, Храпн не хотел иметь с ним никаких дел. Лео прекрасно понимал почему, и это его совершенно не смущало: он был евреем, а Храпн – отставным членом Партии нацистов [29]. Все их взаимоотношения были окрашены стыдливым нежеланием Храпна прилюдно признавать знакомство с Лео. Когда они встречались на улице, Лео никогда не знал, поздоровается с ним Храпн или нет. Иногда тот скользил по нему взглядом, будто видел в первый раз в жизни, а когда бывал в настроении, то приветствовал, как любого другого. Сам Лео – ясное дело – особо общаться с Храпном не любил, но сейчас у него не было другого выбора.
Храпн толстым пальцем постучал по конверту:
– А ты что, сам не знаешь, что мне продаешь?
– Они что, ворованные?
– Это вопрос не ко мне. Ты же не говоришь мне, откуда они у тебя.
– Меня попросили… не говорить…
– А кто их у тебя покупает, тоже никому не скажешь?
– Конечно, нет!
– Это хорошо…
Лео понятия не имел, во что его угораздило впутаться. Он знал лишь, что в Исландии марки были чем-то гораздо большим, чем просто наклейки, обозначающие оплату почтовых услуг. В Рейкьявике были целые семейные кланы, доход которых держался на марочных махинациях, и занимались они этим делом уже на протяжении трех поколений. Впрочем, марки, которые он сегодня продавал Храпну, попали в его руки совсем из другого источника. Он получил их от человека, который, по всей видимости, работал в типографии “Гутенберг”. По крайней мере, так предполагал Лео.
Их встреча произошла ночью. Лео не мог уснуть, что с ним часто случалось,
