class="p1">— … развалившись на старых скрипучих шезлонгах, оставшихся от предыдущей экспедиции. Которую съели, — со смехом закончила Катя, вставая. — Ладно, пойдём, спать давно пора. У меня уже глаза слипаются.
В здании царила мёртвая тишина, не светилось ни одно окно. Андрей попытался открыть заднюю дверь, но та оказалась заперта.
— Попробуем переднюю? — прошептала Катя, вопросительно взглянув на него.
— Скорее всего, то же самое, — ответил он также шёпотом. — Какой смысл запирать только одну дверь? Или даже ещё хуже: там какой-нибудь вахтёр или ночной сторож — а тебе объясняться охота?
— Нет.
— Ну вот и мне нет. Надо было с самого начала об этом подумать. Ясно ж, не могут они тут всю ночь дверь нараспашку держать. Стянут же всё, что плохо лежит.
— Кто? И что тут вообще красть?
— Откуда я знаю… Фикусы?
Катя сдавленно хихикнула.
— Нет, что раньше думать надо было — это ты, конечно, здорово сообразил, — съехидничала она. — Но сейчас-то нам что делать?
— Ясно, на пляже ночевать, — последовал невозмутимый ответ. — Других вариантов не просматривается.
— Андрей, ну ты шутишь, что ли? — жалобно спросила она. — Где мы там спать будем?..
— Ну а чего? Свернёшь платье под голову… Ладно, ладно, — уже насмешливо продолжил он. — Распереживалась, кисейная барышня. Я там, на торце, лестницу пожарную видел, можно попробовать с неё на балкон перелезть. У меня окно приоткрыто осталось… Ты не закрыла, надеюсь?
— Нет. Хотя могла бы — если б заметила. Должен же порядок какой-то быть…
Они зашли за угол. Лестница оказалась на месте, меньше, чем в полуметре от забранного арматурой конца балкона. Подпрыгнув, Андрей ухватился за нижнюю ступеньку, дёрнул хорошенько, упёршись ногами в стену, качнулся из стороны в сторону.
— Нормально, можно лезть, — сказал он, спрыгивая. — Ты — первая.
— Почему я? — не без некоторого кокетства поинтересовалась Катя.
— Чтобы я тебя подхватить мог, если падать будешь.
— Ах-ах, какие у них, оказывается, мотивы благородные, — глядя в сторону, как будто про себя заметила она.
И, чуть присев, прыгнула. Но пальцы лишь слегка скользнули по перекладине. Немногим лучше кончились и вторая, и третья попытки…
— Или чтоб подсадить… — с видом незаслуженно оскорблённой невинности, словно продолжил своё объяснение Андрей. — Но некоторые же разводят тут инсинуации…
— Ну так и подсадил бы, чего стоишь как истукан? — Катя с трудом сохраняла на лице подобие серьёзного выражения. — Не видишь, девушка мучается?
Через минуту оба уже были на балконе. Пригнувшись на всякий случай, они прошмыгнули мимо стеклянной двери на галерею. Андрей открыл окно пошире, влез сам и протянул руку Кате.
— Уф, пронесло! — с размаху плюхнулась она в кресло, когда он опять задёрнул шторы и включил свет. — Фен мой не принесёшь? В шкафу, в нижнем ящике. Пожалуйста.
На журнальном столике всё ещё лежала, тыльной стороной вверх, оставленная перед ужином книга. Катя с интересом взяла её в руки, взглянула на обложку. Александр Блок. Вот уж действительно неожиданность…
— На, держи.
Вернувшийся из её комнаты Андрей положил перед ней фен. Голос его прозвучал резко, почти грубо. Она удивлённо подняла глаза, но он уже отошёл к заваленному кассетами столу в углу, повернулся к ней спиной, начал зачем-то перекладывать их с места на место.
— Андрей, ты что?.. — отложила она книгу. И тут поняла. — Из-за книжки, что ли? Ну ты даёшь. А я как раз комплимент тебе собиралась сделать, за хороший вкус. Мне, представь себе, нравятся мальчики, которые стихи любят. Время сколько сейчас?
— Третий час уже. — Он отвернулся наконец от своих кассет, зыркнул неуверенно ей в глаза, опять отвёл взгляд. — Мы завтра не проспим?
— У меня будильник есть. Тебя разбудить?
— Если не трудно… Я сплю крепко.
— А я тебя водой оболью, — с подчёркнутым злорадством заявила Катя. Ничто так не снимает натянутости, как хорошая пикировка. — И она здесь холо-одная…
— Это негуманно, — с готовностью возразил ей сразу приободрившийся Андрей. — Передовая международная общественность в моём лице тебя не одобрит.
— Не более негуманно, чем предлагать даме на песке спать.
— Ну вот нет в тебе романтики.
— Тоже мне, романтику нашёл. Ладно, не беспокойся, обойдёмся не столь радикальными средствами.
Она выдернула фен из розетки и встала.
— А будильник ты на когда ставишь? Завтрак, кстати, во сколько, не знаешь?
— В восемь. Ты, что, расписание в столовой не видел? Завтрак — в восемь, обед — в двенадцать, полдник — в три, ужин — в семь.
— Так это они нас, что, каждый день по четыре раза кормить будут?
— Так на то ж и пансионат, что полный пансион. Двадцать минут на сборы тебе хватит? Значит подъём — в семь-сорок… Да, ключ твой я под фикусом спрятала. Тем, что за диваном на галерее. Сам найдёшь?
— Ну не совсем же идиот, наверное.
— Тогда… спокойной ночи?
— Спокойной ночи, — Андрей тоже встал и проводил её до двери. — Слушай… — спросил он вдруг, — а что такое аи, не знаешь случайно?
— Золотое, как небо сегодня? — насмешливо сверкнула она зубами, уже затворяя за собой дверь. — Знаю, конечно. Что мы с тобой, по-твоему, за ужином пили?
Андрей повернул выключатель и снова раздёрнул шторы. Странно, но спать совсем не хотелось. Он подошёл к двери, сходить за ключом, но передумал: и утром успеется. К тому же, а вдруг там и правда вахтёрша… Не раздеваясь, улёгся прямо поверх покрывала… В комнате было темно, и лишь узкая полоска света под дверью в соседний номер чуть рассеивала мрак. Но скоро погасла и она, остались одни только звёзды за окном…
Перед глазами, беспорядочно тесня друг друга, проносились картины этого длинного, сумбурного дня… Поезда, вокзалы, люди, люди, люди… И возникшая внезапно из этой скучной, безликой череды девчонка с упрямыми белобрысыми косичками. В сиреневых фасетчатых очках… Андрей хотел заговорить с ней — но она уже летела, раскинув руки, навстречу бирюзовым, в ярких солнечных бликах, волнам. Скрылась в них, подняв фонтан брызг ударом золотого плавника… Они шли по лунной дорожке, между стекающих водопадами колонн — и он сорвал ей розу, жемчужные капли росы застыли на ночном бархате лепестков… А под ногами, среди цветущих лотосов, бесшумно скользили странные разноцветные рыбы… Музыка неслась, кружилась в танце вместе с ними, отражалась россыпью звёздной пыли в чёрном зеркале неба. Замирала в бездонной синеве её широко распахнутых глаз… Андрей чувствовал на щеке её дыхание, волнующий аромат духов, лёгкое, почти невесомое прикосновение тонких нежных пальцев… Она смеялась и шептала ему что-то на ухо — но слова терялись в шелесте набегающего на пустынный берег прибоя…
