Сабинин круто развернулся лицом к нему – и стоял, сунув рукив карманы брюк, улыбаясь дерзко, весело, во весь рот. Ухарски встряхнулголовой:
– Да что тут скажешь… Да, вы правы. Речь, конечно же,идет обо мне. Да, я взял эти деньги – особо подчеркиваю, не из кармана товарищапо полку, а из тех несметных экономических капиталов, что разворовывались сневиданным размахом. Вы кое о чем слышали, это видно, но простите, ДмитрийПетрович, вы и не представляете себе размаха сего предприятия. Ни в одной изиностранных армий финансы не доверены строевым офицерам, а у нас именно этопроизошло, интендантство оказалось фактически отстраненным, ну, господа офицерыочень быстро научились подражать тем, кого Суворов советовал сразу вешать посленекоторого числа лет службы… Я вам не врал, Дмитрий Петрович. Кое в чем мы свами сходимся, я тоже уверен, что все у нас прогнило, разваливается и рушится.Только вы на сем фундаменте создали политику, бросаете бомбы, экспроприируетебанки и просвещаете пролетариат, а я… ну, я решил урвать свой куш. Вот если быя был моральным уродом, выродком, а вокруг стояли шпалерами и шеренгами честныелюди, вот тогда… Между прочим, эта скотина Горшенин, которого мне пришлосьпристрелить, вовсе не был прекраснодушным идеалистом, пылавшим благороднойненавистью к расхитителям полковых сумм. Да что вы, вовсе нет! Идеалистов неубивают, идеалисту не так уж трудно создать невыносимые условия, в которых онсо своим назойливым правдолюбством будет жалок, смешон, навязчив, превратится вподобие городского сумасшедшего, коего никто не принимает всерьез. Нет-с, тамвсе обстояло совершенно иначе. В руки к Горшенину попали кое-какие неуничтоженные вовремя документики, и он, шакалья душонка, захотел сорвать банк.Захотел слишком много и в кратчайшие сроки. К такому обороту событий, к стольнеожиданному шантажу я, каюсь, оказался не готов. Поторопился, сглупил,схватился за револьвер. Очень уж он напирал, тяжелые условия ставил… Ну анасчет всего остального – чистейшая правда. Я и в самом деле бежал оттуда сбумагами отпускного олонецкого запасного… И, ради бога, не будем о высокойморали! Я, по крайней мере, взял денежки тихо, не бросая бомб и не паля измаузеров куда попало, как случается с вашими боевичками. Осуждаете?
– Да помилуйте! – с открытой улыбкой произнесКудеяр. – И в мыслях не было. А велики ли суммы, Артемий Петрович?
– Около трехсот тысяч, – нехотя признался Сабинин.
– Примерно так и говорили в Чите… Что ж, за такиеденьги можно и убить…
– Только не поминайте все время Читу с загадочным видомкнижного сыщика Шерлока Холмса! – поморщился Сабинин. – Я уверен, очем-то проболтался Бикашов… А?
– Да, признаюсь вам честно. Он мимоходом, как о чем-тосамо собой разумеющемся, упомянул о вашей службе в гвардейской кавалерии ипоследующих неприятностях, вот и потянулась ниточка, размотался клубок…
– Но имейте в виду! – сердито сказалСабинин. – Этих денег…
– Полноте, Артемий Петрович! – замахал рукамиКудеяр. – Даю вам честное благородное слово, что покупаться на них ненамерен. У меня не на деньги виды – на вас, как уже неоднократно поминалось.Грех упускать столь оборотистого и удачливого человека… Так что все мои прежниепредложения остаются в силе. Вот только… Сдается мне, вы вновь по укоренившейсяпривычке не говорите всей правды. Хорошо, предположим, банки ваши располагаютсяв Лёвенбурге, совсем неподалеку отсюда по ту сторону границы. Но тут обязаныприсутствовать еще какие-то нюансы, не правда ли? Очень уж сложный маршрут выизбрали. Вы стремились непременно в Киев, непременно сюда. Зачем? Даже человекне столь опытный и решительный, как вы, выбрал бы гораздо более легкий путь.Поездом из Санкт-Петербурга в Финляндию. Финляндская автономия открывает массувозможностей. На ее территории не может нормально действовать Департаментполиции, руки у властей и сыщиков связаны. Попав в Финляндию, вы могли бы сполным на то основанием считать себя в безопасности: мы сами, признаюсь, свеличайшей выгодой используем предоставляемые финской автономией возможности.Вы там были бы недосягаемы, а уехать за границу оттуда и вовсе легко. Меж темвы избрали кружной путь. Все оттого, что у вас, я подозреваю, есть где-то…компаньоны. Верно?
– Угадали, – кивнул Сабинин. Его прежнее ухарствословно бы поблекло, и значительно. – Откровенно так откровенно… У меня,строго говоря, еще нет в руках моей доли. Я даже не знаю пока, лежат ли деньгина счетах в Лёвенбурге или еще нет. Я…
– Вы допускаете даже, что ваши компаньоны…
– Компаньон.
– Что ваш компаньон может оказаться не расположенным кчестному дележу?
– Лучше бы ему таких мыслей не питать, – тихо,недобро сказал Сабинин. – Из-под земли достану…
– Ну, это мальчишеская бравада… Трудненько будет егодостать из-под земли, когда у вас в кармане жалкая пара тысчонок, а у него –все капиталы… Уедет от вас куда-нибудь в Патагонию, окружит себя наемнымиальгвазилами с ружьями и револьверами… И что тогда? А вот ежели вы будетерасполагать поддержкой не столь уж слабой организации, которая всегда готова вслучае необходимости вступиться за ваши попранные права… не бескорыстно,конечно, деньги нам для нашей деятельности нужны постоянно… Взвешивали такиеварианты событий?
– Не без того, – сказал Сабинин. – Что ж, этопривлекает… Вы упорно завербовываете меня к себе…
– А я вас, простите, уже завербовал, смеюдумать… – хмыкнул Кудеяр. – Кого только ни встретишь в революции,Артемий Петрович! Ничьими способностями нельзя брезговать. Знаете, почему яотношусь к вам с доверием и расположением? Человек вы, понятно, отнюдь неидейный, но есть нечто сближающее нас с вами теснейшим образом… Пока в Россиисуществует нынешняя власть, мы с вами обречены на роль бродяг, изгоев,скитающихся по благополучной Европе. В случае же победы мы…
– Не нужно меня агитировать, – осклабилсяСабинин. – Мне доводилось много читать о французской революции, иКарлейля, и прочих… Да и с Бикашовым о многом толковали. Хорошо, я – циник,вор, авантюрист… Но я хорошо представляю, какие возможности человеку моегосклада дает осуществившаяся революция. Это на французском примере прекрасновидно. Господи, как лихо и где-то даже обыденно поручики становилисьгенералами, а сапожники – министрами… Вам ведь, Дмитрий Петрович, непременнобудут надобны собственные генералы и министры, уж со мной-то не лукавьте. Этофанатичные идеалисты вроде Прокопия полагают, будто в грядущем царстве свободытолпы равных и свободных индивидуумов будут идиллически бродить среди цветущихлугов и беломраморных дворцов, выбирая предводителей на некоем подобиидревнегреческого городского собрания… Увы, я не верю в образ лучащегосяумиленными улыбками фаланстера. Человек, по-моему, – изряднейшая скотина.Можно ослабить удила, но никогда не получится снять их совсем. Всегда будутгенералы и полицмейстеры, министры и городовые, разве только кокарды поменяютсяда названия будут придуманы поблагороднее. Все революции, о коих я читал,именно этим и заканчивались. Никогда не получалось фаланстера… Я вас не шокируюподобными откровениями?
