лишь на карьеру. Лаклан мудро избрал военную стезю, на которой небогатому человеку было легче продвинуться, чем на гражданской службе, и в 1810 году достиг пика своей карьеры, став губернатором колонии Новый Южный Уэльс.
В какой-то мере этот суровый служака, обладавший крайне властным характером, был идеалистом. Он верил в то, что в самой заблудшей душе непременно теплится искра добра, и всячески старался разжечь эти искры, предоставляя эмансипистам [43] возможность стать достойными членами общества. Эта – безусловно, правильная – позиция вызывала недовольство у богатых свободных поселенцев, считавших себя creme de la creme[44] австралийского общества. Людям, приехавшим в Австралию с капиталом или сколотившим его во время службы в колонии (привет «Ромовому корпусу»!), было неприятно видеть возвышение выскочек-каторжников. В свое время это недовольство приведет к фатальным последствиям для Маккуори, но в начале его правления австралийская элита воспринимала нового губернатора как энергичного чудака и не рисковала сразу же вступать с ним в конфликт, поскольку Маккуори получил от правительства карт-бланш на наведение порядка в колонии и всемерное укрепление авторитета центральной власти.
Второй важной задачей, поставленной перед новым губернатором, было выведение Нового Южного Уэльса на полную самостоятельную самоокупаемость и постепенное превращение его из каторжной колонии в обычную. Разумеется, никто не собирался отказываться от дальнейшей отправки сюда каторжников, поскольку их содержание в колонии обходилось вдвое дешевле, чем в метрополии и к тому же позволяло «очищать старую добрую Англию от всякого мусора», как однажды выразился несчастный премьер-министр Спенсер Персиваль [45].
Начало правления Маккуори совпало с кульминацией наполеоновских войн, изрядно поспособствовавших разорению Европы. Выбитые из привычного жизненного уклада европейцы обратили свои взоры к южному материку, который издалека представлялся чуть ли не райским местом. Больше всего переселенцев привлекала дармовая земля (тут они не ошибались) и мягкий климат, который при близком знакомстве сильно разочаровывал. Но, так или иначе, в истории Нового Южного Уэльса наметился позитивный перелом: приток свободных поселенцев начал доминировать над притоком каторжников, и к 1819 году отбывавшие наказание составляли «всего» 38 % от населения колонии, которое успело вырасти до 26 000 человек!
Джон Опи. Портрет Лахлана Маккуори. XIX век
Благодарные потомки прозвали Лаклана Маккуори «отцом Австралии». Этот почетный титул, высеченный на его надгробии, он делит с первым губернатором Артуром Филлипом и еще некоторыми достойными людьми, речь о которых пойдет дальше. Но если уж говорить начистоту, то Маккуори заслуживает называться «отцом Австралии» больше остальных. Артур Филлип, честь ему и слава, основал колонию на краю света и мужественно преодолевал все трудности, выпадавшие на долю первопроходца (особенно в таком дьявольском краю). Но Филлип был основателем каторжного поселения, не более того. В «нормальную» колонию каторгу превратил Маккуори, а Австралийский Союз впоследствии был создан на том фундаменте, который заложил он.
Реформы Маккуори
Это может показаться удивительным и даже невероятным, но на протяжении первых тридцати лет своего существования Новый Южный Уэльс как-то обходился без своего банка. Первый австралийский банк – Банк Нового Южного Уэльса – был открыт в Сиднее в 1817 году стараниями Маккуори. Кстати говоря, в том же году Маккуори, с подачи уже умершего к тому времени Мэтью Флиндерса, предложил переименовать материк в Австралию. Британскому правительству и Адмиралтейству понадобилось «всего-навсего» семь лет для официального принятия этого названия, введенного в обиход в 1824 году.
Но главным достижением Маккуори стали не банк, не введенный им налоговый кодекс и даже не учрежденная им полиция и меры, направленные на развитие судебной системы, а организация крупномасштабных общественных работ, которые за какие-то десять лет полностью изменили лицо колонии. Было построено множество социальных объектов, начиная с больниц и заканчивая мостами. В колонии появились благоустроенные дороги, моряки по достоинству оценили новые маяки, а обыватели – новые церкви и школы. Вишенкой на торте, преподнесенном губернатором Маккуори австралийскому обществу, стал Сиднейский Королевский ботанический сад, основанный в 1816 году как часть губернаторского имения. С этого момента началось систематическое научное изучение австралийской флоры, которое сопровождалось работами по акклиматизации растений, привезенных с других материков.
Вместе с внешними изменениями менялась и духовная, точнее моральная, атмосфера в колонии. Эмансиписты, которых губернатор всячески привечал и способствовал их продвижению в обществе, снизили градус напряжения, существовавшего с момента основания колонии, между осужденными преступниками и свободными колонистами. Каторжники получили наглядное подтверждение тому, что у них есть реальная возможность интеграции в общество. Разумеется, Маккуори отдавал предпочтение образованным людям, но и обычный работник мог быть твердо уверен в том, что никто не станет попрекать его прошлым (а если и попробует попрекнуть, то услышит в ответ: «Теперь я такой же, как вы»).
Королевский ботанический сад Сиднея. Ок. 1908
Кроме сглаживания противоречий между эмансипистами и свободными колонистами, губернатор пытался проводить аналогичную политику для сближения британцев с аборигенами. Вопреки бытующему мнению, белое австралийское общество никогда не отталкивало аборигенов, готовых к сотрудничеству. Другое дело, что аборигены, при всех их достоинствах, не могли сравняться в статусе с самым последним из британцев. Маккуори не смог переломить этого неравенства, но он прикладывал много усилий для выправления ситуации: ввел совместное обучение детей в школах, принимал аборигенов на государственную службу, всячески приветствовал принятие ими христианства…
О христианстве и вере в колонии надо сказать особо. Новый Южный Уэльс со дня своего основания не отличался особым благочестием. Попытки обращения аборигенов в христианство чаще всего оказывались безуспешными, поскольку неофиты не видели достойных примеров для подражания и не понимали глубинного смысла происходящего. Аборигены смотрели на вещи просто: если хочешь заручиться расположением белых людей, то нужно принять их веру. После крещения неофит мог спокойно участвовать в каком-нибудь исконном ритуале своего племени – например, в обряде посвящения мальчиков в мужчины. Ничего предосудительного он в этом не видел, ведь дань уважения традициям белых людей не означала отказа от собственных традиций.
Главным благом, которое принесли на австралийский материк миссионеры, стало не столько приобщение к христианской вере, сколько создание миссионерских пунктов-резерваций, в которых аборигены могли получить защиту от «наступления белого человека» и адаптироваться к новой цивилизации. Нередко миссионеры становились главными (а то и единственными) защитниками аборигенов, страдавших от политики, проводимой австралийскими властями. Политика эта, при всем ее кажущемся разнообразии, носила один и тот же характер: уступите добровольно нам свои земли, и мы на время оставим вас в покое.
Земельная лихорадка
Раз уж речь зашла о земле,
