также скрытого за ней рва), и вам совершенно неясно, что ожидает вас по ту сторону; однако на скачках за вами наблюдает множество людей, и это ко многому обязывает. В то время как здесь не было никаких зрителей, кроме нескольких ухмыляющихся мужиков и моего товарища, который решил отказаться от вызова и потому считал, что и мне будет лучше и благороднее последовать его примеру.
Вопрос благородства, помещенный меж двух вариантов – проехать ли по воде в санях или рискнуть, прыгнув с шестом, – казался мне сейчас решительно неуместным. Выбор был хуже некуда, однако я остановился на втором пути, будучи слегка раздражен из-за насмешек веселившихся на наш счет крестьян. Они пребывали в полном восторге от нашего конфуза, негромко обмениваясь абсолютно справедливыми, но в то же время крайне неуважительными замечаниями по поводу размеров, которые мы с моим компаньоном приняли в своих одеяниях.
– Ты погляди, какие толстые! – говорил один.
– Да нет, это из-за шуб, – отвечал другой.
– Экий увалень, – продолжал третий. – Я бы вот легко перепрыгнул!
– Ты знаешь, я тебе вот что скажу, дружок, – наконец отозвался я, – если будешь продолжать в том же духе, скорее всего, сам прыгнешь – либо через полынью, либо прямо в нее, поскольку мне надо определить точное расстояние. Вот швырну тебя первым, и сразу станет понятней, насколько тут широко и глубоко.
Мысль моя, высказанная довольно резким тоном, произвела желаемый эффект. Ухватившись за шест, я приготовился к прыжку, не представлявшему никакой сложности для человека без тяжелой шубы, однако для меня, во всей моей дорожной экипировке, являвшемуся серьезным вызовом. Раз, два, три! Толчок, ощущение полета, скольжение, попытки устоять – и вот я уже на другой стороне, слегка промочив лишь одну ногу, отчего валенок на ней почти мгновенно покрылся сверкающей коркой льда.
– Садитесь быстрей! – крикнул мой друг, успевший к этому времени переехать полынью на санях. – Надо спешить.
И мы помчались дальше в сторону Самары, не успев даже толком проверить, насколько пострадали мои патроны и весь остальной багаж, лежавший на дне саней, от этого невольного купания.
Поместья в окрестностях Сызрани сильно выросли в цене, с тех пор как железная дорога дошла до этого города. Одна desyatin земли (2,7 акра) стоит сейчас двадцать рублей, тогда как в Самаре ее можно купить вполовину дешевле. Земля в России приносит хороший доход. Любой землевладелец в этой стране считает, что у него имеются причины быть недовольным, если на вложенные средства он не получает шести – восьми процентов чистой прибыли.
Один английский джентльмен, уважаемый всеми член парламента, предвидя рост цен на землю и на недвижимость в Самарской губернии, купил здесь большое красивое поместье. По мнению моего компаньона, он удвоит вложенный капитал, если через два-три года пожелает расстаться со своим приобретением.
Тем временем мы неуклонно приближались к нашей первой стоянке. Это было крестьянское хозяйство, известное под именем Нижне-Печерский хутор и расположенное в двадцати пяти верстах от Сызрани. Когда мы подъехали, несколько человек во дворе сельского дома занимались просеиванием злаков. Метод, избранный ими для очистки зерна, применялся, возможно, еще до потопа, поскольку, подбрасывая злаки лопатой высоко в воздух, они просто давали ветру сдувать шелуху, а зерна падали на обширное покрывало. Урожай после этого считался просеянным и готовым к отправке на мельницу. В целом хозяйство содержалось в чистоте, а в самом доме чудесным образом отсутствовали животные. В избе у русского крестьянина, особенно в зимние месяцы, нередко можно увидеть теленка, проживающего вместе с семьей. Однако сюда опрятная хозяйка не допускала этих иноплеменных гостей. Половицы сияли чистотой и свежестью, говорящей о том, что здесь привыкли намывать полы. Весь дом, полностью сделанный из дерева, состоял из двух просторных комнат с низкими потолками. Большая глинобитная печь отапливала оба помещения. Входная дверь из тяжелого дерева вела в небольшой коридор, в противоположном конце которого висела традиционная икона, обязательная почти в каждом русском доме.
Эти obrazye существуют в разных вариантах, но в основном изображают либо святых, либо Троицу. Рельефная основа из меди покрыта серебристым окладом, обрамленным безвкусной бахромой с какою-то мишурой. Бесконечные поклоны и крестные знамения, какими осеняет себя крестьянин перед этими идолами, являют собой весьма непривычное зрелище для англичанина, особенно если ему было сказано, что между греческой верой и его собственной разницы почти нет. Будь это правдой, стоило бы как можно скорее исключить из нашего богослужения всякое упоминание о второй заповеди. Нам, пожалуй, скажут, что русское крестьянство в этих образах видит лишь символы, а на самом деле молится Богу живому. Отправьте того, кто питает подобные иллюзии, в Россию поговорить с местными жителями про их иконы, лучше всего – в Киев во время народного паломничества к мощам святых. Полагаю, он после этого скажет, что во всем мире нет страны, более подверженной суевериям, чем Россия.
На печи высотой в пять футов лежал дощатый настил, от которого до потолка было еще около трех футов. Там находилось спальное место для всей семьи, днем периодически используемое в целях просушивания одежды. Эту лежанку русский мужик предпочитает всем другим уголкам своего жилища. Он любит поваляться там и хорошенько прогреться, чтобы приготовить себя к поджидающему снаружи морозу. Дом, где мы остановились передохнуть, обошелся при строительстве в две сотни рублей (около двадцати шести фунтов нашими деньгами). Принимавшая нас добрая хозяйка явно гордилась им. Она умела читать и писать, что нечасто бывает среди крестьянок в российской глубинке.
К этому времени лошадей нам поменяли на свежих. Новый ямщик почти закончил приготовления к нашему дальнейшему путешествию на санях. Обмотав себе ноги предварительно прогретыми на печи портянками, он натянул пару теплых сапог, после чего взял еще одну пару, побольше, и натолкал в нее сена. Обувшись и в эту пару, он облачился в огромный тулуп, шапку, башлык и объявил, что готов отправляться.
Когда мы вышли за порог, нас охватил жуткий холод. За последние полчаса столбик термометра упал еще на несколько градусов. Ветер усилился и теперь завывал и посвистывал в карнизах крестьянского дома, окутывая его мириадами хаотично мелькавших снежинок. Из саней, куда уже уселся мой компаньон, долетело негромкое постукивание. Ощутив холод, он старался поддержать кровообращение в ногах, притопывая по днищу нашего транспорта.
Глава VII
Мороз пощипывает – Измученные лошади – Ямщицкое понимание расстояний – Остановка – Наши нечаянные соседи – Набожный, но немытый торговец – Величественный рассвет – Уговор есть уговор
Очень скоро я почувствовал покалывание и пощипывание, памятное по
