Он возился, отпуская нелестные замечания о неподходящем ключе, слишком тяжёлой двери и этих, будь они не ладны — студентах!
— Запомните, теперь вы не волонтёр и не друг этим студентам! Вы — сотрудник центра адаптации, можно сказать, государственный служащий, — пояснил он. Чуть не забыл, его фамилия — Юсупов. Девушка с короткими светлыми волосами — Бурова. (Однажды Хорхе пошутил: «бурро» — по-испански — «осёл». Именно так её и прозвали испаноговорящие студенты). Коллега с конским хвостом — так и не помню её имя, как не пытаюсь вспомнить.
— Не улыбайтесь им, не машите рукой. И главное, не разговаривайте ни по-французски, ни по-английски, если не будет необходимости, — пояснил любитель синего костюма. — Всё поняли?
— Но многие ещё не говорят по-русски, — пытаюсь возразить.
— Ну, если не говорят… Какие ещё языки знаете? Вы сами-то… по паспарту родились здесь. А по лицу — даже не поймёшь, из какой страны. Во всяком случае, видно: у вас явно не русские корни, — он взял перьевую ручку, покрутил её, положил на место и вышел из кабинета.
Первые посетители вошли втроём.
— You must give him a dorm32, — упитанный парень, говоривший это, наклонился ко мне. Рядом с ним — ещё один тучный студент. На стуле перед моим столом — худощавый юноша, похожий на Гаджендру. В паспорте — Йемен.
— Пусть подождут до послезавтра, after tomorrow, — бросил Юсупов, проходя мимо.
— Но ведь места же, вроде были, — протягиваю ему листок бумаги, весь исчёрканный квадратами.
— А вот это им знать не надо, — начальник резко забирает у меня документ и выходит в коридор. Оттуда — тупые удары об стену.
Защитники йеменского Гаджендры принялись объяснять, глядя мне в глаза: в его стране — война. Ему пришлось спасаться из-под бомбёжки! Представляю ли я, каково это — выбираться из грязи, из-под завалов, из-под обстрелянного дома?! Юноша чудом выжил, когда на него чуть не упала стена! А мы не даём ему общежитие!
— Не будь с ними слишком мягкой, — девушка с конским хвостом принялась выставлять их за дверь, что-то выкрикивая. Они ещё пытались объяснить что-то, но всё-таки ушли.
— Докатились, — Юсупов заходит обратно:
— Арабы подрались с африканцами! Надо позвонить волонтёрам, чтобы кто-то пришёл разнять.
— Владимир Юрьевич, вы не пострадали? — Бурова привстала за столом, следя за каждым движением начальника. Девушка с конским хвостом стала протягивать Юсупову салфетку, но посмотрев на Бурову, убрала салфетку на стол.
Через несколько минут в кабинет вбежали две девушки. Их лица напоминали фрески в индуистских храмах: яркие линии бровей, глаза выделены синей краской.
— Она такая страшная! — сказали девушки почти в один голос.
— Кто? — усмехнулся Юсупов.
— Соседка по комнате! — посетительницы стали наперебой печатать в телефоне, показывая свой текст в «переводчике» то обладателю синего костюма, то мне, то другим сотрудницам.
— Она сняла хиджаб, а сама такая страшная! Взгляд! Мы кричали! — девушки взмолились, чтобы их соседку по комнате переселили. Они подозревают, что она обладает сверхъестественными силами и, без всякого сомнения, общается с потусторонним миром. Иначе зачем ей чёрная свеча на тумбочке? Она нарисовала на своей тумбочке мелом один символ. В их стране — это страшно. Теперь обе не могут уснуть. А завтра на пары.
Начальник усмехнулся: переселим. Только надо, чтобы она сама пришла сюда и написала, что хочет поменять место.
— Мы постараемся! Она с нами не выдержит, — пообещали девушки, выходя из кабинета.
Дверь открылась, в кабинет вошла худенькая светловолосая девушка. Она было присела на стул возле моего стола, но увидев мужчину в синем костюме, безошибочно определила: это начальник.
— Мы принимаем только иностранных студентов, — начал было он, но всё-таки, предложил ей сесть.
— Моя соседка не моется. Она — из Индонезии, — начала посетительница. — У нас один душ в блоке на две комнаты. Во второй комнате живут парни. Поэтому она не ходит мыться, даже руки помыть не может. Она сказала, что не осквернит своё девственное тело и не ступит в купальню, где моются юноши! Ей нельзя. Она мусульманка, — девушка посмотрела на всех нас по очереди, как бы ища того, кто сочувствует.
— В итоге, она не моется. Теперь в нашей комнате — жуткий запах, — на этих словах действительно стало чувствоваться что-то несвежее. (До этого, мне казалось, что пахнет не от неё, а из коридора: люди проводят там ночи уже месяц).
— Вчера я всё-таки уговорила её. Но она пошла мыться в хиджабе, полностью одетая! Она сидит мокрая, в одежде. Запах — ещё хуже! Ведь одежда не стирана с лета! Если я открою форточку, она простудится и умрёт! — девушка вдруг заговорила быстрее: — И зачем ей нужно всё это — эта религия?! Почему она просто не может спокойно жить, учиться?! — блондинка взглянула на меня, словно ждала именно от меня ответ.
— У нас, кажется, есть пара для вашей соседки, — усмехнулся Юсупов. Приведите её сюда под любым предлогом. Блондинка кивнула и ушла.
Когда она вышла, начальник открыл окно, заставив выйти всех. Пришлось проветривать кабинет чуть ли не четверть часа.
Следующим утром, пробираясь по коридору, между спящими студентами, вижу сообщение: на фотографии — какие-то размытые фигуры на фоне ночной подсветки университета.
— Угадайте, чем я занимался ночью? — спросил Юсупов, крутя перьевую ручку и поправляя пуговицы на своём синем костюме.
— Чем, Владимир Юрьевич? — мои коллеги тут же отложили бумажки, таблицы, оторвали взгляды от компьютеров. Та, что с конским хвостом, взяла термокружку у него со стола, чтобы налить в неё чай.
— Вчера ночью мне звонит начальник: приезжай, мол, разгоняй китайцев. Они стоят у вуза с чемоданами. Какое-то СМИ уже выложило их фотографии в интернет. Я стал объяснять: общежитие будет, только позже… А они продолжают стоять с чемоданами, говорят: мол, нам некуда идти!
— Как будто вам больше делать нечего! — преувеличенно жалобно произнесла Бурова, поправляя свои жидкие волосы.
— Вот именно! — по-боевому ответила сотрудница с конским хвостом.
Девушки принялись рассматривать фотографии на телефоне начальника. Я ещё раз всмотрелась в фотографию, которую он прислал. В лилово-желтоватой подсветке (дикое сочетание) ничего не видно. Но Юсупов увеличил крохотные фигурки пикетирующих. Выставив чемоданы, девушки и парни стояли под окнами своей новой alma-mater, упорно не желавшей дать им кров в виде общежитской комнаты.
— Какие наглые! И кто им только рано утром открывает дверь? — сотрудница с конским хвостом вскинула голову. Сегодня она пробиралась на работу, переступая в коридоре через этих самых китайских студентов. Уже три недели они приходят в университет до первых лучей октябрьского солнца.
— Зачем они все приехали сюда? Я бы просто взял
