и отослал их домой, — директор центра адаптации пнул что-то в воздухе, видимо вспомнив, как пробирался по коридору, усеянному китайскими телами, спящими на чемоданах и друг на друге, а иногда — на тряпочке, расстеленной на полу ещё до начала работы всех служб в университете.
Приближался ноябрь. В университете уже стояли тыквы из какого-то лёгкого материала. Возле них толпились желающие сфотографироваться.
***
— Вы когда-то ночевали в Бургер Кинге? — почти без акцента спросил китаец. Знающий восточную культуру сказал бы: юноша смотрит человеку прямо в глаза, закинув ногу на ногу, а локоть уверенно поставил на стол, да что там: занял пол стола! Эксперт бы заключил: такое поведение для китайца выражает крайнюю степень неуважения, если не сказать, агрессию!
— Вы ночевали когда-то в Бургер Кинге?!
— Нет, — Юсупов брезгливо поежился.
— А я ночевал! Вчера провел там всю ночь. Из-за кого? Из-за вас, — китаец направил палец прямо в грудь своему оппоненту.
— Нет, что вы такое говорите, — начальник центра адаптации посмотрел на нас. Бурова и обладательница конской причёски немедленно оторвали глаза от мониторов, начав следить за происходящим: сейчас он кивнет, и они, как две сторожевые овчарки, набросятся на китайца с криками.
Китайцы не выносят крики — так, оказывается, ни раз говорила предыдущая сотрудница. Носитель языка, где важна интонация, чувствителен к любой модерации голоса, не то, что к крику! Послушав такие речи, Юсупов сразу уволил её, как только занял свою должность. Но я узнала об этом намного позже.
Девушки сели в позу абсолютной готовности унижать, оскорблять — делать всё, чтобы «хан» улыбнулся. Но хан хотел поиграть со студентом, как сытый хищник — с добычей. Нарочито лениво перекатывая ручку между пальцами, он заговорил:
— С чего вы решили, что я дам вам общежитие?
— Вы сказали, что дадите! Вы говорили здесь, в этой комнате!
— Ну, во-первых, я этого не говорил, — Юсупов с нескрываемым удовольствием наблюдал реакцию жертвы: неужели юноша так наивен? Он думает, если напомнить человеку его же слова, человек не станет их отрицать, смешно!
— Я вам вчера сказал: приходите, посмотрим и, может быть, тогда будем что-то решать. А пока наши сотрудники из кабинета 309 подскажут вам хостел.
— У меня больше нет денег на хостел. Я хочу учиться! — парень знал простые фразы на русском языке, выговаривал их без акцента. Но конструкции типа: «я сказал, приходите, и мы, может быть, посмотрим» ставили его в тупик. Эти слова нужно было сначала перевести, затем собрать в одну фразу. Но как быть: реагировать надо сейчас?
Юноша сморщился, насупился, повторил, что не хочет спать в известном заведении. Он хотел бы расписать в красках, как засыпать под косые взгляды ночных сотрудников и посетителей, которые могут счесть, что ты просто пьян, раз клонишь голову на красный диван. Не говоря уже о запахе, который уже на 15-й минуте твоего пребывания там, становится тошнотворным. Не считая смех, шум от разговоров посетителей: у них-то есть дом, им просто не спится, и они приходят сюда — скоротать ночь, заедая то ли стресс, то ли что-то ещё жирной пищей.
Он мог бы расписать всё это, но не знал многие слова, формулировки и — будь он неладен — шестой падеж! Юсупов ушёл, уводя за собой китайца.
Следующий посетитель прямо подошёл к девушке с конским хвостом. Я принимала паспорт кого-то другого, Бурова — считала места в таблице.
— Значит, Дзян Пунь, у нас нет свободных мест, — голос сотрудницы с конским хвостом идёт по нарастающей. Она смотрит на собеседника, уперевшись ладонями в стол, словно лошадь, вставшая на дыбы.
— Тогда я буду остаться здесь! — парень начинает краснеть с шеи. Никто не заметил, как вошёл Юсупов:
— Всё, всё, отбой, — начальник подходит к сзади к сотруднице с конским хвостом, затем просит всех студентов выйти.
— Начальство сказало, мы делаем, — неспешно начинает он.
Бурова не спускает с него глаз. Юсупов продолжает:
— Мы меняем тактику. Сейчас меня вызывали. На нас пожаловалось китайское консульство. Это … уже дипломатический скандал! Но мы его разрулим. Консул в нашем городе лично поставил это на свой контроль. Мы должны дать общежитие только китайцам. Никаких арабов, … темнокожих. Максимально селим китайцев. Бурова, распечатайте список тех китайцев, которые на карандаше у консула! Я его отправил вам на почту, — Юсупов вышел из кабинета, прежде чем девушки успели изобразить сочувствие.
В африканском племени
На кухне оживлённо засвистел чайник. Мы ещё не могли прикасаться к бабушкиным вещам. Наши с мамой вещи ютились где-то сбоку, до сих пор уступая бабушкиным книгам, одежде, обуви, тетрадкам с её записями, а ещё сувенирами из разных городов, где она была.
— Я тут нашла её записную книжку, — мама приносит из другой комнаты красный блокнот. Резкий решительный почерк. Адреса… Есть стихи: один — про душу, тронутую ржавчиной. Стих так и назывался — «Ржа души». Другой — о предавшем друге. Год, когда она переписала себе это стихотворение — мамин год рождения. Может, предавший друг — мамин отец? Она никогда его не вспоминала.
К слову, бабушка любила повторять: настоящая любовь — это в семье: между мамой и дочкой, между сёстрами, детьми и родителями. А мужчины и женщины… — она строила презрительную мину или шутила.
Снова адреса. В самом конце блокнота, между страницами — локон каштановых волос.
— Я и забыла, какими были её волосы, — мама бережно убирает записную книжку в стол.
В детстве особенно остро хочешь иметь своё: пусть не комнату, но вон тот угол тумбочки с наклейкой — моё место! Хотя в самой тумбочке — всё бабушкино. Или та книга, которую подарили не бабушке, а мне! Или тетрадка — моя, не бабушкина! Но чем сильнее отстаиваешь хоть что-то, тем больше тебе дают понять: не только дом, но и вселенная — не твои и никогда твоими не были! Со временем бороться с этим становится всё сложнее. И ты привыкаешь: может, и правильно — занимать лишь часть мира, который никогда не был моим и не будет?
Из стола, куда мама убрала блокнот, посыпались программки оперных спектаклей. Без сомнения, бабушка любила оперу. Она рассказывала нам, как ходила на спектакли после работы. Часто денег хватало лишь на стоячий билет. Тогда она садилась отдыхать во время антракта. Программки сыпались на пол, не желая возвращаться в стол.
Пришлось отложить всё: уложить на место этот поток можно только вдвоём. Мы уже прибрали стол, как вдруг… Бабушка любила театр. Это без сомнения. Но… откуда здесь этот билет? Почему написано на итальянском? Она работала
