Необходимость обеспечивать семью и желание дать детям американское образование вынудили Чарли в 1892 году оставить пасторский пост. Среди миссионеров прошел слух, что «он вернулся к языческому обычаю поклонения идолам». Чарли написал открытое письмо друзьям в Северной Каролине: «Я покинул миссию по той причине, что она не приносила мне достаточного для жизни дохода. Я не смогу прокормить себя, жену и детей на пятнадцать американских долларов в месяц»[84]. Он поклялся, что будет «независимым сотрудником… методистской миссии», и сдержал свое слово.
Чарли занялся бизнесом и, благодаря полученному в Америке опыту и своей коммуникабельности, не говоря уже об усердии и способностях, быстро достиг успеха. Он ввозил из-за границы оборудование для мукомолен и ткацких фабрик, а также основал издательство, чтобы печатать Библию, – как раз в то время, когда Американское библейское общество, к которому примкнул Чарли, раздавало ее всем желающим.
Довольно быстро Чарли вошел в элиту шанхайского общества. Для своей растущей семьи он выстроил просторный дом скорее в европейском, нежели в китайском стиле. В доме имелись все удобства, в том числе система отопления. Чарли понимал, что «никогда не сможет быть настолько китайцем, чтобы по собственной воле сидеть в холодной комнате, закутавшись в верхнюю одежду»[85]. (Китайскую кухню он тоже не любил[86].) Ванные комнаты и спальни оснастили по американскому образцу. Айлин, старшая дочь Чарли, рассказывала, что семья пользовалась «красивыми ванными из Сучжоу, с извивающимися желтыми драконами снаружи и зеленой глазурью внутри. Холодная вода была подведена к ним, а горячую нагревали внизу и носили наверх… отопление обеспечивали газовые радиаторы – роскошь, которую не могли позволить себе многие жившие в Шанхае иностранцы. Кровати вместо жестких, плоских деревянных конструкций, которые все еще стояли в домах большинства китайцев, представляли собой добротные, удобные американские постели с матрасами. Соседи приходили в гости специально для того, чтобы поглядеть на кровати, презрительно тыкали в них пальцами и соглашались друг с другом, что эта мебель на редкость вредна для здоровья и опасна для детей»[87].
По меркам шанхайских богачей этот большой и удобный современный дом не был роскошным. Кроме того, он располагался «в глуши», среди полей, вдали от центра города. На одном участке с домом находился и офис фирмы Чарли. Окружающие считали хозяев странной и эксцентричной парой, однако Чарли руководствовался конкретными практическими соображениями: он экономил деньги, чтобы финансировать республиканскую революцию Сунь Ятсена.
Американская миссионерка Луиза Робертс арендовала на земельном участке Чарли помещение, где разместила собственное маленькое издательство при миссии. Чарли часто заглядывал к ней поболтать, и постепенно они подружились. Со временем у миссис Робертс «сложилось впечатление, что помимо семьи больше всего его интересует возможность помочь своей стране стать великой, какой она и должна быть»[88]. О переменах в Китае Чарли мечтал еще с тех пор, как покинул Америку, и за десятилетие, минувшее после его возвращения на родину, это желание лишь усилилось. Весной 1894 года он познакомился с Сунь Ятсеном и провел несколько бессонных ночей в беседах с ним и их общим другом Лу. Чарли был поражен решимостью двадцатисемилетнего Сунь Ятсена, разговоры с ним наводили на глубокие размышления. В конце 1894 года, когда разразилась война с Японией и Китай потерпел ряд катастрофических поражений, Чарли окончательно разочаровался в маньчжурском правящем режиме и пришел к убеждению, что революция, о которой мечтал Сунь Ятсен, – это реальный способ спасти страну. С точки зрения Чарли, Сунь Ятсен был хорош всем: он получил западное образование, ему нравились западные порядки. Он был набожным христианином – по крайней мере, так казалось Чарли. (Сунь Ятсен изучил биографию нового знакомого и, естественно, сыграл на его религиозных настроениях.) И в критический момент Чарли написал своему другу, призывая его вернуться на родину и начать действовать. Чарли помогал финансировать Кантонское восстание, но мятеж провалился, Лу казнили, а Сунь Ятсен бежал. За его голову была назначена награда, однако Чарли без колебаний продолжил поддерживать изгнанника и на протяжении нескольких лет тайно отправлял ему деньги[89].
Чарли чрезвычайно рисковал. Если бы о его действиях стало известно, маньчжурское правительство начало бы его преследовать, а доктор Аллен, и без того неблагосклонно к нему относившийся, мог серьезно подпортить его репутацию в религиозном сообществе. Аллен ненавидел революции и связанное с ними насилие. В публиковавшемся на китайском языке журнале, который он редактировал, доктор Аллен не скупился на самые резкие выражения, осуждая Сунь Ятсена и называя его «гнусным преступником»[90]. Чарли тщательно скрывал свои политические убеждения. Никто даже не подозревал, что этот обходительный человек и состоятельный бизнесмен, оплот шанхайского общества, – тайный революционер. И мало кому приходило в голову, что внешне благоразумный и дружелюбный Чарли на самом деле страстная, импульсивная натура. Ему хватило нескольких коротких встреч с Сунь Ятсеном, чтобы посвятить себя реализации опасного замысла, который казался неосуществимым. Едва познакомившись с Сунь Ятсеном, Чарли проникся к своему новому другу такими чувствами, что писал ему: «Я не знаю среди китайцев человека более благородного, доброго и патриотичного, чем Вы»[91].
Когда революция увенчалась успехом, Чарли ничего не потребовал от республиканцев за свою помощь. Он не просил ни высоких постов, ни славы и даже не посетил Сунь Ятсена, когда тот в конце 1911 года приехал в Шанхай и пробыл в городе целую неделю. В ноябре сторонники республики взяли Шанхай, и тогда Чарли неожиданно открыл миссис Робертс свою тайну. Наутро после захвата города он бодрым шагом вошел в ее кабинет. Миссис Робертс радостно и возбужденно заговорила о минувшей ночи. Чарли просиял и заявил: «Вот теперь я могу рассказать вам все»[92]. Много лет спустя в интервью американскому радио миссис Робертс вспоминала: «Он поведал мне о своей давней дружбе с Сунь Ятсеном и о том, как помогал ему всем, чем только мог, особенно деньгами. “Впрочем, я ни разу не удосужился получить расписку на суммы, которые ему посылал”, – с усмешкой добавил он». Как отмечала миссис Робертс, Чарли часто смеялся и «его глаза всегда весело поблескивали». Он поинтересовался у миссис Робертс: «Наверное, вас удивляло, что мы живем так скромно и в таком месте?» Женщина ответила: «Я об этом почти не задумывалась, мне казалось, что вам с миссис Сун несвойственно стремление к показной роскоши, вдобавок мне известно о ваших щедрых пожертвованиях церкви. К тому же у вас немало расходов на образование ваших детей». «Все верно, – подтвердил Чарли, – но я экономил как только мог, чтобы помочь делу Сунь Ятсена, ибо считаю это наилучшим способом помочь моей стране». После этих слов он опять усмехнулся и завел разговор на другую тему – о том, как убедить его сестру приехать в Шанхай, чтобы оградить ее от потрясений революции.
