сбежавшие зеки, Владилен Викторович? — я нахмурил брови.
Выкван раскуривающий трубку и молчавший до этого заговорил:
— Я когда на Сухое русло ходил, то следы видел.
— Какие следы, отец? — спросил Куницын
— Три человека шли в сторону косы. Один как будто на правой ноге прыгал.
— Три человека? — Куницын оглянулся на нас, — Гибарян и два зека? Это получается они от нас удалялась?
Выкван кивнул головой.
— Неужели ты по следам не пошел, Выкван?
— Теряются следы. Будто знали, что за ними пойдут. Опытный охотник следы заметал. Там большое поле с морошкой начинается, за ним болото. Быстро следов не найти, а мне к стаду в ярангу возвращаться надо было.
Повисло молчание, каждый осмысливал услышанное.
— Владилен Викторович, вы думайте, что хотите, а я с вами завтра пойду. Ни от кого я не сбегал, и товарища в беде не бросал.
— Откуда ты знаешь? Ты же ничего не помнишь? — съязвил Гунько.
* * *
Предрассветная мгла еще наполняла окружающую тундру когда, когда мы все проснулись стали собираться в путь при свете свечи. Лишнюю еду, золото и ненужный груз решено было оставить — путь был неблизкий, и нужно было идти совсем налегке, чтобы иметь возможность притащить раненого Гибаряна.
Я оставил пистолет, взял винтовку, нож и топор. Пока мы собирались и закусывали, уже рассвело.
Попрощавшись с хозяевами яранги, двинулись в путь и быстро пересекли котловину. Тундровые растения звонко хрустели под ногами. Туман начал спадать. Мне было приятно размять свои мышцы и суставы после болезни.
Я чувствовал себя хорошо, и не понимал почему старик настаивал на том, чтобы я остался.
Он давно жил в тундре один, был все еще очень силен, повидал многое и явно не боялся встречи с чужими.
Поэтому версию о том, что он хотел оставить меня для защиты его жилища я отбросил сразу.
Может быть местные действительно по-другому переносили лихорадку. Надо сказать, что они очень редко болели на протяжении всей жизни в самой тундре.
Но если хворь приключалась, то вероятность летального исхода многократно повышалась. Такая вот особенность организма.
Вероятно, что Выкван боялся за меня и мое здоровье, памятуя о своих ушедших соплеменниках, покинувших этот мир.
А может у него были свои, только ему известные, причины.
Вскоре я чувствовал небольшую мышечную слабость, немного звенело в ушах. Но повышенную температуру тела не ощущал уже вторые сутки.
Через час мы достигли начала ущелья Джуивета и углубились в него. Там еще было темно, и мы прошли несколько километров в пепельно-сером сумраке, прежде чем солнечные лучи достаточно осветили ущелье.
Вид ущелья был необычаен. Мы невольно говорили вполголоса, как будто боялись оскорбить какого-нибудь здешнего «хозяина». Ущелье имело в среднем не более четырех метров в ширину. Гладкие угольно-черные стены вздымались кверху или сходились совсем, образуя арки и тоннели, в которых царил густой мрак.
Огромные бревна, ободранные, измочаленные, были крепко забиты поперек ущелья на высоте четырех-пяти метров над нашими головами, показывая уровень весенней воды.
В стенах ущелья вода высверлила глубокие ниши и ямы — хоркуйки, в некоторых из них лежали круглые валуны диаметром с грузовое автомобильное колесо.
Тишина и теснота ущелья, черный цвет его стен — все это действовало несколько угнетающе. Я пытался вспомнить это место без особого успеха.
Наверно тут меня тащил Выкван.
Мы прошли уже около девяти километров вверх по ущелью, когда оно повернуло к югу и в какой-то просвет между нависшими сверху склонами проникли солнечные лучи.
Здесь обрывистая стена обвалилась, и породы из которых состояло ущелье, выступали в свежем разломе.
Это оказались слюдистые сланцы, из золотистой мелкой слюды. Словно куски серебряного и золотого шелка, они горели в лучах солнца на стенах ущелья, совершенно его преобразив.
Золотые и серебряные глыбы лежали повсюду на изумрудном грунте. Это было очень красиво и придавало местности какую-то сказочную атмосферу.
Ещё час быстрого хода — и мы, обливаясь потом в тяжелой одежде, взобрались на обрыв стометровой высоты, но не увидели ничего, кроме гранитного вала, загораживавшего нам дальнейший путь.
Вал был невысок, и мы легко одолели и эту последнюю преграду. С гребня вала раскинулась перед нами цель тяжелого пути — небольшое плато с выпуклой поверхностью, окруженное редкими конусовидными сопками.
Неровная поверхность плато была почти лишена снежного покрова. Короткое лето растопило лед и снег. Здесь маршрут раздваивался. Судя по карте можно было пойти вправо. Так было чуть короче. А можно и влево.
Кажется я узнал это место. Чуть поодаль после зарослей кедрового стланика — это такой северный кустарник, должна была появиться большая поляна.
Я не помню как выглядел Гибарян, но во вспыхнувшем воспоминании я был на этой поляне не один и видел несколько мамонтовых бивней, закругленных в полукольцо, громадных, похожих на бивни гигантов.
— Владилен Викторович, я помню это место. Я тут был. Видимо с Гибаряном. Там поодаль будут разбросаны бивни. Мы еще шутили налево пойдешь — коня потеряешь.
— Кладбище мамонтов?
— Нет не кладбище. Место без черепов, только бивни. Они частично вросли в землю, будто их кто-то из людей туда специально тащил и втыкал, а там дальше пещера с рисунками наскальными.
— Далеко?
— Минут двадцать вместе с посещение пещеры потеряем.
Он посмотрел на часы, ему явно хотелось увидеть это место.
— Раздолье для археологов, ну пойдем влево. Остановимся, товарищ Гунько внесите в журнал координаты.
Минут через двадцать мы добрались до места. На поляне, действительно располагались бивни.
Я насчитал четырнадцать штук. Самые большие кольца были до полутора метров в диаметре. Кость мамонта почернела и с задних концов рассыпалась на мелкие кусочки.
Гунько с интересом ходил между ними и приминал рядом траву.
— Зубов и других костей нет.
Я осмотрелся. И жестом пригласил Куницына на небольшой холм. Мы поднялись
