дышит. Он не может дышать.
Рывки руками почти судорожные — он никогда не умел хорошо плавать, но Дерек недалеко. Стайлз может его спасти. Он спасёт его. Прямо сейчас. Он почти забывает о том, что сам тонет в своей комнате, потому что — вот он, Хейл. Руку протяни и прикоснёшься. И он протягивает — но бассейн вдруг вытягивается, становится глубже. Дерека утаскивает в мутную глубину, и он снова застывает, словно ждёт. И он не дышит. Он ничерта, блядь, не дышит. Его руки и ноги не шевелятся, лицо застывшее и бледное. Это так страшно, что кто-то в голове Стайлза разрывается в безостановочном рыдании — не тони, не тони, нетонинетони! — это страшно.
Невозможность дышать самому разрывает лёгкие, а Стайлз пытается плыть вперёд, он дёргается, как сдыхающая рыбина, и не приближается к Дереку ни на фут. Он делает гребки и не может сдвинуться с места, он открывает рот, который тут же наполняется водой, и кричит, словно это может помочь. Он зовёт его, Дерек, Дерек, пожалуйста, стой, Дерек! а Дерек всё дальше.
Дерек мёртв.
Его руки и ноги не шевелятся. Лицо застывшее и бледное.
Сквозь толщу воды пробивается какой-то звук, который проникает в голову и режет прямо по черепной коробке. Чьи-то руки обхватывают его, тащат на себя, прижимают к чьему-то телу, а звук продолжается и продолжается, как сирена, как заклинивший механизм, аварийная сигнализация, и лёгкие горят. Сердце такое гигантское, что почти не бьётся. Или оно бьётся слишком часто, чтобы различать удары. Сердце сейчас — это один сплошной удар.
Этот звук — его крик.
Он обрывается так резко, что в голове начинает стучать.
— …йлз! Господи, тише! Всё хорошо, Стайлз. Всё хорошо…
Стайлз хватает воздух ртом, словно действительно только что тонул.
Он вцепляется в трясущиеся руки отца, крепко прижимающие его к себе, он задыхается, он хочет произнести что-то вроде «Где Дерек?» или «Он в порядке?», но не получается сказать ни слова. У него едва получается дышать.
Едва получается закрыть рот и задыхаться через нос, натужно рыча на выдохах.
— Тише, вот так. Тише, Стайлз, Господи, иди сюда. Я здесь. Тише. Я здесь. О, боже мой, как ты напугал меня, Господи.
Стайлзу удаётся остановить бегающий взгляд только секунд через тридцать. Стакан стоит на столе. Грёбаный стакан стоит на столе.
— Не… не ставь его больше сюда, пап, — хрипит он. Голос сорван подчистую.
— Что? — отец тоже запыхался. Он тяжело дышит, и у него дрожат руки.
Стайлз не отвечает. Он хочет сказать, что устал. Что единственное его желание заключается в том, чтобы всё это закончилось. Что он только что не смог спасти Дерека. Что его мозги катятся к хуям, и скоро, возможно, он вообще не будет контролировать себя. Что осталось ещё немного.
Он молчит, потому что если он начнёт говорить, то остановиться уже не сможет.
* * *
— Я не помню как это было, Джулия, — Стайлз улыбается краем губ и виновато пожимает плечами. Ему не нравится, как звучит сорванный голос — слишком хрипло. Он даёт не ту интонацию, которая нужна. — Отец говорит — громко. Соседи того же мнения.
Дж. Остин не улыбается в ответ на шутку.
Она записывает что-то в свой неизменный журнал и поправляет свои неизменные очки, поднимая взгляд на Стилински. Наконец-то он различает в нём что-то, кроме понимающего похуизма.
Это что-то — подозрение. Ей кажется, что Стайлз врёт.
Надо же. В школах, откуда выпускаются настоящие психологи в правильных очках и с правильными голубыми глазами, их учат не только улыбаться.
«„Ты слишком предвзят к людям, которые хотят тебе помочь, Стайлз“. Я знаю, папа. Спасибо.
9.09.13»
* * *
— Хэ-эй, чувак.
— Я занят, Стайлз.
— Если бы ты был занят, ты бы не брал трубку. Хмуроволк.
— Что с твоим голосом? — после недовольной паузы спрашивает Дерек, и Стайлз чувствует, как губы растягиваются в лёгкой улыбке.
Несмотря на то, что голова болит невероятно, а какая-то рукожопая медсестра в больнице весьма неудачно пыталась попасть ему в вену иглой раз пять, он всё равно улыбается. Прогресс.
— Я не видел тебя четыре дня. Заскучал и решил развлечься — всю ночь пропел в караоке.
— Не пизди, — устало выдыхает Дерек.
Стилински слышит, как волчара садится на диван — тот издаёт однотонный и долгий скрип. Был Хейл занят, или нет, но в любом случае, от своих дел он отвлёкся. И Стайлз не может прекратить улыбаться, как идиот.
— Ты когда-нибудь купишь новый диван? Этой развалюхе больше лет, чем всему лофту.
— Стайлз, я задал вопрос.
Стайлз прикрывает глаза, откидывая голову на подушку.
— Ничего. Немного поорал ночью.
— Поорал?
— Уверен, что хочешь знать подробности?
Он почти слышит, как Дерек закатывает глаза.
— Не выводи меня.
— Ты спокоен, большой плохой волк. Я же слышу. — Стайлз произносит это так, словно он ни на секунду не сомневается в своих словах.
Хейл многозначительно молчит, и Стилински сдаётся.
— Галлюцинация, Дерек. Просто охуеть, какая крепкая. Я будто в кино 3D побывал, серьёзно. Хиккен говорит, что может быть ещё. Но я не хочу ещё, я просто выплюну своё сердце от ужаса, если снова придётся это видеть.
— Голос скоро восстановится.
Судя по звуку, Дерек отхлёбывает из чашки. Стайлз прислушивается, не имея ни малейшего представления — зачем? Ему просто интересно, чем сейчас занимаются на той стороне трубки.
— Ну, когда я не говорю этим голосом с кем-то из врачей, мне он даже нравится.
— А что не так с врачами?
Представлять, как Дерек хмурится, очень странно.
— Слишком интимно, знаешь. Мой психолог может неправильно меня понять.
Стайлз утыкается пяткой в матрас и укладывается поудобнее, ловя себя на том, что он с полуулыбкой рассматривает потолок. Господи, там нет ничего интересного. За восемнадцать лет он уже изучил его вдоль и поперёк.
— Что ты пьёшь?
Хейл озадаченно прочищает горло.
— Чай? — его тон почти ироничный. Совсем немного не хватает для того, чтобы полноценно назвать его издевательским.
— Я тоже хочу чай, Дерек, — и сейчас голос Стайлза кажется ему почти соблазнительным. От этого он приходит в млеющий ужас и щенячий восторг одновременно.
Кажется, он зациклился. Нужно будет уточнить у Дональда, влияет ли инородное тело в его башке на систему мысли и… зацикленность на определённых людях.
Кажется, это называется синдромом навязчивой идеи.
Кажется, так.
— Я собираюсь вернуться к своим важным делам, Стайлз. Прямо сейчас.
— Да, я тоже, — Стилински думает о том, что ему предстоит вечерний приём таблеток, плюс сеанс морального разложения перед
