Означенный Джеймс Стюарт призван стать в драме «Мария Стюарт» одним изведущих персонажей; судьба уготовила ему в ней важнейшую роль, и он мастерскиее проводит. Сын того же отца, рожденный им в многолетнем сожительстве сМаргаритою Эрскин из родовитейшей шотландской фамилии, он и по крови, и посвоей железной энергии как бы самой природою предназначен стать достойнейшимнаследником престола. Однако политическая зависимость вынудила Иакова V в своевремя отказаться от мысли узаконить свою связь с горячо любимою леди Эрскин;ради укрепления своей власти и своих финансов он женится на французскойпринцессе, ставшей впоследствии матерью Марии Стюарт. Над честолюбивым старшимсыном тяготеет проклятье незаконного рождения, навсегда преграждающее емудорогу к престолу. Хоть папа по просьбе Иакова V и признал за старшим сыном,равно как и за другими его внебрачными детьми, все права королевскогопроисхождения, все же Меррей остается бастардом без всяких прав на отцовскийпрестол.
История и ее величайший подражатель Шекспир дали миру немало примеровдушевной трагедии бастарда, этого сына и несына, у которого законгосударственный, церковный и человеческий безжалостно отнял те права, что самаприрода запечатлела в его крови и обличье. Осужденные трибуналом предрассудков,самым страшным и непреклонным из судов человеческих, внебрачные дети, зачатыене на королевском ложе, обойдены в пользу других наследников, порою слабейших,так как последних произвела на свет не любовь, а политический расчет; вечногонимые и изгоняемые, они обречены клянчить там, где им надлежало бы владеть ивластвовать. Но если человека открыто заклеймить как неполноценного, то вечнопреследующее его чувство неполноценности должно либо совсем его согнуть, либочудесным образом укрепить. Трусливые и вялые души становятся под ярмом униженияеще мельче, еще ничтожнее; попрошайки и лизоблюды, они клянчат подачек имилостей у тех, кто благоденствует под сенью закона. Когда же обделен человекволевой, это высвобождает в нем связанные темные силы: если добром неподпустить его к власти, он постарается сам стать властью.
Меррей – волевая натура. Неистовая решимость Стюартов, его царственныхпредков, их гордость и властность неукротимо бродят в его крови; как человек,как личность он незаурядным умом и твердой волею на голову выше, чемразбойничье племя остальных графов и баронов. Его честолюбие метит высоко, егопланы политически обоснованы; умный, как и сестра, этот тридцатилетний искательвласти неизмеримо превосходит ее практической сметкой и мужским опытом. Словнона играющее дитя, смотрит он на нее сверху вниз и не мешает ей резвиться,доколе ее игра не путает его планов. Зрелый муж, он не подвержен, как она,страстным, нервическим, романтическим порывам; как правитель он лишен всегогероического, но зато умеет терпеливо ждать и, следовательно, владеет подлиннойтайной успеха, более надежным его залогом, чем внезапный жаркий порыв.
Мудрого политика всегда отличает умение заранее отказаться от несбыточныхмечтаний. Для незаконнорожденного такой мечтой является царская корона. НикогдаМеррею – и он это прекрасно знает – не именоваться Иаковым Шестым. Трезвыйполитик, он наперед отказывается от притязаний на престол Шотландии, чтобы стем большим основанием стать ее правителем – регентом (regent), поскольку емунельзя быть королем (rex). Он отказывается от королевских регалий и внешнегоблеска, но лишь для того, чтобы крепче удерживать в руках власть. С раннеймолодости рвется он к богатству, как наиболее осязаемому воплощению могущества,выговаривает себе у отца огромное наследство, не брезгает богатыми дарами и настороне, использует в своих интересах секуляризацию церковных владений и войну– словом, при каждом лове первым наполняет свою сеть. Без зазрения совестипринимает он от Елизаветы щедрые субсидии, и вернувшаяся в Шотландию королевойМария Стюарт находит в нем самого богатого и влиятельного вельможу, которогоуже не спихнешь с дороги. Скорее по необходимости, чем по внутреннейсклонности, ищет она его дружбы и, радея о собственной выгоде, отдает сводномубрату в его ненасытные руки все, что он ни попросит, всячески утоляя его жаждубогатства и власти. По счастью для Марии Стюарт, руки у Меррея и впрямьнадежные, они умеют натягивать вожжи, умеют и отпускать. Прирожденныйгосударственный деятель, он держится золотой середины: он протестант, но небуйный иконоборец; шотландский патриот, но отлично ладит с Елизаветой; свойбрат с лордами, но, когда нужно, умеет им пригрозить; короче говоря, этотхолодный, расчетливый человек с железными нервами не гонится за престижемвласти, так как удовлетворить его может только подлинная власть.
Такой незаурядный человек – незаменимая опора для Марии Стюарт, доколе он еесоюзник. И величайшая опасность, когда он держит руку ее врагов. Как брат,связанный с ней узами крови, он и сам не прочь поддержать ее, ведь никакойГордон или Гамильтон, оказавшись на ее месте, не предоставит ему такуюнеограниченную и бесконтрольную власть; охотно позволяет он ей парадировать иблистать, без тени зависти наблюдая, как она выступает на торжествах впредшествии скипетра и короны, лишь бы никто не вмешивался в дела правления. Нокак только она попытается взять власть в свои руки и тем умалить его авторитет,гордость Стюартов необоримо столкнется с гордостью Стюартов. Ибо нет враждыстрашнее, чем та, когда сходное борется со сходным, движимое одинаковымистремлениями и с одинаковой силою.
Мэйтленд Летингтонский, второй по значению придворный вельможа истатс-секретарь Марии Стюарт, тоже протестант. Но и он поначалу держит еесторону. Мэйтленд, человек незаурядного ума, образованный, просвещенныхвзглядов, «the flower of wits»[*], какназывает его Елизавета, не отличается гордостью и честолюбием Меррея. Дипломат,он чувствует себя как рыба в воде в атмосфере политических происков икомбинаций; такие незыблемые принципы, как религия и отечество, королевскаявласть и государство, не его забота; его увлекают виртуозное искусствоодновременно ставить на всех игорных столах, завязывать и развязывать по своейволе узелки интриг. На удивление преданный Марии Стюарт лично (одна из четырехМарий, Мэри Флеминг, становится его женой), он непоследователен как в верности,так и в неверности. Он будет служить королеве, пока ей сопутствует успех, ипокинет ее в минуту опасности; как флюгер, он показывает ей, попутный илипротивный дует ветер. Как истинный политик, он служит не ей – королеве и другу,– а единственно ее счастью.
Итак, нигде, ни в городе, ни у себя дома – плохое предзнаменование! – ненаходит Мария Стюарт по приезде надежного друга. И тем не менее с помощьюМеррея, с помощью Мэйтленда можно править, с ними можно как-то сговориться;зато непримиримо, неумолимо, обуянный беспощадной, кровожадной ненавистью,противостоит ей с первой же минуты могущественный выходец из низов Джон Нокс,популярнейший проповедник Эдинбурга, основоположник и глава шотландской«кирки», мастер религиозной демагогии. Между ним и Марией Стюарт завязываетсясмертельный поединок, борьба не на жизнь, а на смерть.
Ибо кальвинизм Джона Нокса представляет собой уже не просто реформатскоеобновление церкви, это закостенелая государственно-религиозная система, визвестной мере nec plus ultra[*]протестантизма. Он выступает как повелитель, фанатически требуя даже отмонархов рабского подчинения своим теократическим заповедям. С англиканскойцерковью, с лютеранством, с любой менее суровой разновидностью реформатскогоучения Мария Стюарт при своей мягкой, уступчивой натуре, возможно, истолковалась бы. Но самовластные повадки кальвинизма исключают всякуювозможность соглашения с истинным монархом, и даже Елизавета, охотноприбегающая к услугам Нокса, чтобы елико возможно пакостить Марии Стюарт,терпеть его не может за несносную спесь. Тем более это фанатическое рвениедолжно претить гуманной и гуманистически настроенной Марии Стюарт! Ей,жизнерадостной эпикурейке, наперснице муз, чужда и непонятна трезвая суровостьпресловутого женевского учения, его враждебность всем радостям жизни, егоиконоборствующая ненависть к искусству, ей чуждо и непонятно надменноеупрямство, казнящее смех, осуждающее красоту, как постыдный порок, нацеленноена разрушение всего, что ей мило, всех праздничных сторон общежития, музыки,поэзии, танцев, вносящее в сумрачный и без того уклад жизни дополнительнуюсугубо сумрачную ноту.
