Береги, говорит, тосковать будет, приласкай. А Джек не просто тосковал, рвался, вырыл огромную яму у сарая, все хотел убежать, догнать. Когда убили дядю Мишу, я обнял Джека и заплакал. Все мы плакали. Нет больше дядьки Миши…»
Екатерина Алексеевна Михеева, жена и друг его: «Всю жизнь пронесла Мишу в сердце. Детей, Веру и Лидию, учила добру. Теперь у меня взрослые внуки. У них светлая, радостная жизнь. О такой жизни мечтал Михаил Георгиевич. И жизнь отдал за эту мечту».
А. Грачев
Всегда был на посту
Николай Бабюк родился на Украине, под Киевом, а похоронен в Ярославле, на Леонтьевском кладбище. Проводить его в последний путь вышли сотни горожан, в торжественно-печальном строю шла конная милиция. Что ж это? С чего такое стечение людей в тот хмурый предзимний день ноября 1947 года?
Николай Бабюк был сотрудником уголовного розыска, старшим оперуполномоченным Ярославского городского отдела милиции. Он был талантливым и преданным своему делу сотрудником милиции. Большинство из тех, кто вступает на этот путь, талантливы, мужественны и преданны своему делу. Николай Бабюк был к тому же популярен в народе. Его хорошо знали жители Ярославля — от Полушкиной рощи и до Демидовского парка. Знали, уважали.
Я прихожу к одному из ветеранов милиции, на улицу Салтыкова-Щедрина, в двухэтажный бревенчатый дом. Жена его возле дома чистит дорожку от снега. Узнав, с какой целью пришел я к ним, она говорит:
— Бабюк? Как же… Ходовый был…
Повторяет задумчиво и с великим уважением:
— Ходовый был… Сама я, конечно, не знала его… Но так говорили в народе.
Сотрудница Красноперекопского РОВД Александра Михайловна Соболева вспоминает:
— Он был очень смелый человек, не боялся опасности.
Н. И. Бабюк.
О Бабюке ходили легенды. Одна из них гласила, что будто бы он был из уголовного мира и оттого так легко ему удавалось раскрывать многие дела. Это в корне неверно. Николай Бабюк, я повторяю, родился на Украине, под Киевом, в селе Дзюньково. Там и сейчас стоит на краю, на отшибе, старенькая хата. В ней он жил, учил историю и географию, математику и ботанику. Возле хаты — большой сад. По весне густо и пахуче распускаются вишни и яблони, к лету подымаются травы. В этих травах бегает и резвится сейчас уже внук Бабюка…
После школы были курсы ветеринаров. Николай любил животных. Любил ухаживать за лошадьми, слушать пение птиц, возился со щенками. Потому и выбрал себе эту профессию.
В середине тридцатых годов его призвали в армию. Он закончил в Москве курсы командного состава войск внутренних дел. Из Москвы его прислали сюда, в Ярославль, на охрану важнейшего объекта. И быть может, здесь родилась у него любовь к древнему русскому городу. Шагал в предрассветные часы по широким улицам, любовался волнами реки, о которой он слышал столько песен там еще, посреди пыльных украинских шляхов, посреди садов.
В свободное время он уходил в город, бродил по улицам, по площадям. Приходил на танцы в Полушкину рощу. Здесь на танцах и познакомился со своей будущей женой Анной. Провожая, напевал песни русские, украинские, подсвистывая, улыбаясь задумчиво…
После службы, поженившись, они остались жить в Ярославле. Бабюк становится сотрудником областного управления внутренних дел, отдела уголовного розыска. Есть фотография того времени — крепкое волевое лицо, весь в каком-то напряжении, в готовности, весь сплетенный из мускулов и нервов, напоминающий чем-то боксера. Ну, он таким в общем-то и был в жизни — всегда в напряжении, всегда в стремлении идти вперед и только вперед, невзирая ни на какие опасности…
Мирный период работы в управлении был недолог — началась война. В сорок втором году организовался отдел по борьбе с безнадзорностью. В него вошли четверо — Аристов, Анна Ульяновская, учительница по профессии, Александр Рябов и Николай Бабюк. Работа у них была мучительна, работали, можно сказать, со стиснутыми зубами, с жутко напряженными нервами. Дети… На их лицах муки и страдания… В глазах пламя горящих домов, взрывы бомб. Их руки, ждущие кусок хлеба… Их одежда — рванье. Их души, искалеченные, измученные. Сотрудники отдела искали их, выброшенных войной, на берегу Волги под лодками, на чердаках, в железнодорожных тупиках, в подвалах, по поездам.
Александр Михайлович Рябов, рассказавший о том времени, в одном месте прервал разговор, попросил с виноватой улыбкой:
— Дайте я помолчу немного…
И было видно, как переживает этот уже пожилой человек, и были видны в его глазах коридоры, полные этими детьми, были видны бегущие по базарам мальчишки, были видны они сами, сотрудники, — усталые, измученные.
Странные мысли приходят в голову — ведь есть где-то мальчишка тех лет. Взрослый человек, понятно. А по тем годам мальчишка. И нет-нет, вспомнит он тот подвал, где спал, окутавшись в тряпье. Нет-нет, да и вспомнит тихие шаги и руку, которая легла ему на плечо, и голос:
— А ну-ка, парнишка…
Вспомнит, как рвался из этой руки, а голос был добр:
— Что я тебе, плохого хочу, а?..
Нет уже Аристова, куда-то далеко уехала учительница Ульяновская, на пенсии Александр Михайлович Рябов…
А тогда их пути разошлись в сорок третьем. Бабюка перевели в уголовный розыск на один из особенно опасных и тревожных участков, на борьбу с кражами. Ярославль был в непосредственной близости к фронту, по разным каналам в руки преступного мира попадало оружие.
Многие помнят его по тому времени — он ходил зимой в кубанке, в хромовых сапогах, в коротком полушубке, засунув руки в карманы. Ходил легкой походкой, кажущейся даже беспечной. Но идущий с ним рядом человек мог заметить, что он все время в тугом напряжении, что глаза его все время кого-то искали, кого-то ждали…
Это совершенно точная характеристика Бабюка.
Бывал он порой весел — где-нибудь в комнате милицейского клуба на улице Ушинского, собрав вокруг себя друзей, потешил их забавными россказнями. На каком-нибудь праздничном вечере вдруг даже отважится выйти в круг под вальс «На сопках Маньчжурии».
Но бывал угрюм и раздражен. Нередко это было связано с вестями с фронта. На Украине под оккупантами оставались его родители, как раз в это время погибла его мать. Он просился в ряды действующей армии, считая, что там его место. И когда приходила повестка из военкомата, как-то светлел. По рассказу Анны Николаевны, Бабюк собирался в военкомат, как на фронт, был праздничен, оживлен. Возвращался пасмурным, говорил:
— Управление не отпустило. Сказали, мол, ты, Бабюк, десятерых здесь заменяешь… Вот и заменяй…
И он снова выходил в свой трудный путь. Захватив в одном из магазинов однажды ночью взломщика, он