не выдержал, закричал ему в лицо:
— Как же ты, паразит, можешь грабить в то время, когда народ льет кровь на войне… Как же ты можешь!..
Потом как бы опомнился, тихо сказал:
— Ну, там подумаешь… А сейчас выходи…
В один из осенних дней в квартире по улице Свободы перед ним на стульях сидели пожилые люди, которых только что под угрозой оружия ограбила шайка налетчиков. Были они родителями сына-фронтовика, орденоносца, совершившего немало военных подвигов. С какой-то укоризной, негромко и грустно говорил отец фронтовика:
— Так-то бы все ничего… Ладно уж… Но вот как он там, на фронте узнает… Что будет думать, что он будет говорить о здешнем житье…
— А вы не беспокойтесь, — сказал, наконец, Николай, — мы все вам вернем, и это я обещаю вам твердо…
Прошло несколько часов после вооруженного ограбления, а он уже шел по улице Собинова, где в одном из домов в потайном месте хранились краденые вещи. Как установил это старший оперуполномоченный, уже не узнаешь. Только одно можно сказать, что повидать ему пришлось за эти несколько часов, может быть, десятки разных людей… К вечеру того же дня милиция задержала двух грабителей, немного спустя еще семерых. Так в течение одного дня была ликвидирована шайка налетчиков из девяти человек…
Есть довольно уже тривиальная фраза — «он хорошо знал преступный мир». Бабюк не то что знал, он как бы властвовал до некоторой степени над ним, над этим преступным миром. В этом ему, видимо, способствовала и помогала та работа с беспризорными, которую он вел почти два года и от которой остались в городе и области обширные знакомства.
— На одном из вечеров, — вспоминает Александра Михайловна Соболева, — у какой-то из присутствующих девушек пропали перчатки. Поблизости оказался Бабюк. Узнав, что произошло, он тут же направился в коридор, где толкались мальчишки и подростки дворов.
— Ребята, — обратился он к ним, — здесь пропали перчатки. Их немедленно, в течение пятнадцати минут, надо вернуть…
Его пытались уверить, что никто не имел дела с этими перчатками.
— Вот что, — снова сказал Бабюк, — если не вы взяли, то кто-то, кого вы хорошо знаете. Сообщите ему, что Бабюк велел вернуть перчатки. Именно через пятнадцать минут…
Может, и не через пятнадцать минут, может, раньше или позже, но перчатки были в руках у потерпевшей.
Один из ветеранов, с которым я встречался, так сказал:
— Бабюк не работал, он воевал. Он чувствовал себя так, как будто он на фронте…
В сорок третьем году город терзали фашистские бомбы. Особенно яростным был один из налетов среди ночи. От фугасных и зажигательных бомб рушились, горели дома, стлался дым по улицам и переулкам, близлежащим к Волге, к железнодорожному мосту. Метеоритный дождь осколков метался над мостовыми, над тротуарами. Одна из бомб ударила рядом с третьим отделением милиции, дежурный отдела Корнилов был убит. Некоторые растерялись, не зная, что делать в такой обстановке. И вдруг появился Бабюк — спокойный, хладнокровный.
И вот второй пример. В городе появился дезертир, вооруженный автоматом, совершивший уже преступление по дороге. Было установлено, где он ночует. Группа оперативных работников из пяти человек окружила дом. Стали совещаться, как брать преступника. Решили было сначала пустить собаку.
— Он расстреляет собаку, только и всего, — возразил Бабюк.
— А что же тогда, — сказали ему. — Как быть?
— Самим надо. На фронте так вот и воюют… Пойду я первым…
Он вышиб дверь и кинулся в комнату, успев перехватить руку преступника, ухватившую автомат. Под подушкой обнаружили еще два нагана, гранату…
Много успел сделать Бабюк. Не все осталось известным, да оно и понятно — будни они и есть будни, которые не фигурируют в каких-то наградных документах. Все это считалось обычной работой, и кому надо было запоминать. Но вот у меня в руке пожелтевший листок, вырезка из газеты «На посту» за 1944 год. В заметке, озаглавленной «Активный борец за крепкий тыл», начальник ОУР Ярославского ГОМ А. И. Коханов рассказывает кратко о своем сотруднике Николае Бабюке. Из нее можно узнать, что «за несколько месяцев работы в ГОМ Бабюк, старший оперуполномоченный ОУР, три преступления предупредил, ликвидировал десять грабительско-воровских групп, вскрыл четыре вооруженных ограбления, несколько десятков краж, разоблачил и арестовал много уголовных преступников. Изъято большое количество вещей, свыше двадцати пяти тысяч рублей, вырученных от продажи краденого». И кончается она так:
«Он является активным борцом за крепкий тыл в стране, которая ведет победоносную войну с немецким фашизмом».
Конечно, такая работа требовала сил, энергии, массы времени, которого почти не оставалось на семью. Но и в редкие дни отдыха он всегда был на посту. Был всегда бдителен, всегда зорок к окружающему. Придя в кино, вместо того чтобы встать за билетом, он мог подойти к подозрительному человеку и потребовать у него документ. Вспоминают, что, когда он входил, скажем, в кинотеатр «Арс» или в клуб «Гигант», в толпе начиналось движение. Кой-кто воровато пятился к дверям, кой-кто просто уходил, опасаясь «неприятного» разговора.
— Как-то поехали мы в город, — рассказывает Анна Николаевна Бабюк. — Решили купить что-нибудь из одежки. На повороте к Красной площади Николай в окно увидел человека с чемоданом. Тот шел быстро и свернул в какой-то из дворов… Вы, говорит мне, поезжайте дальше, а я пошел по делам. Выпрыгнул на ходу из трамвая (тогда еще не было автоматических дверей) и бегом побежал к тому двору… Вернулся уже вечером, пояснил, что и верно угадал он, из воров оказался тот человек…
Преступный мир боялся его. Шли всякого рода анонимки. Плелись вокруг имени Бабюка всякие нелепые слухи, сплетни, домыслы нагромождались на домыслы.
Улыбаясь, он говорил:
— Сплетня не вор, не задержишь…
В него стреляли однажды осенней ночью на улице, где он жил.
Вспоминает Анна Николаевна:
— Как-то Коля посадил на колени детей — мальчика и девочку, сказал им:
— Придет время, ребятки, и по нашему проспекту пойдут троллейбусы. Вот здесь, прямо мимо наших окон…
Бегут троллейбусы по проспекту Ленина, шурша шинами, шелестя проводами, мимо тех окон, за которыми когда-то жил Николай Бабюк…
В тот пасмурный ноябрьский день Бабюку выпало несколько свободных часов. Он поехал на вокзал, чтобы купить хлеба по коммерческой цене: с хлебом тогда было еще туговато. Возвращался домой на трамвае. На одной из остановок в вагон вошли двое. Он узнал их — оба из уголовного мира. Нет, за ними, по его сведениям, не числилось какого-то преступления. Но что-то заставило его приглядеться к ним. Особенно к одному из них, с подозрительно оттопыренными карманами. Что в них?
Бабюк ехал домой, он вез буханку хлеба, которую
