истошный крик, вырвавшийся из глубины моего горла.
За моими веками вспыхивают звезды. Я не смею открыть глаза. Она кажется мне настолько реальной, что не решаюсь на нее посмотреть.
Мне невыносимо видеть вокруг себя пустоту.
Поэтому просто тону в неоспоримых ощущениях от ее близости, пока не могу больше выдержать.
Я сейчас…
Сладкие черти…
Она заставляет меня кончить.
Нет, не так.
Не думая, отстраняюсь от ее нежных, страстных губ и падаю на колени.
Мои глаза все еще закрыты. Я полагаюсь только на ощущения и инстинкт, мои руки скользят по ее телу. С каждым мгновением она кажется мне все более реальной.
Она кажется обнаженной.
Я целую ее губы. Целую шею. Целую нежную впадинку над ключицей. Беру в руки ее идеально округлую грудь и ласкаю ее упругие соски, продлевая свою изысканную пытку еще на один удар сердца.
А потом укладываю ее на спину на бесшумную лесную подстилку среди мягких, опавших листьев, которые не издают ни звука, когда по ним ходят.
Амали стонет от наслаждения, ее мягкий, сладкий голос эхом отдается в моем сознании.
Я нахожу ее лоно. Она так великолепно готова для меня.
И вот я трахаю ее. Сначала медленно и нежно, потом быстрее, когда мое желание становится неконтролируемым.
Я даю то, что ей нужно.
И беру то, что принадлежит мне.
Слушаю ее сладкие, отчаянные крики в темноте моего разума.
И вот так я перехожу грань.
На мгновение мои глаза открываются, и я вижу ее лицо.
Ее великолепное лицо.
Амали лежит спиной на серо— чёрных листьях, глаза сомкнуты, губы слегка приоткрыты. В этом безмолвном, бесцветном мире она кажется ярче, чем когда— либо. Ее рыжие волосы распущены и взъерошены. Ее губы — самого нежного розового оттенка — блестят от влажности.
Ее темно— багровая метка горит в моей душе.
Она не призрак.
Не просто плод моего воображения.
На самом деле она реальна, и она моя.
Закрыв глаза, я отпускаю ее.
От всего.
И знаю без тени сомнения, что разорву все небеса, чтобы ее вернуть.
Глава 12
Амали
На восхитительное мгновение я ощутила себя в полной безопасности.
Когда я с ним, то всегда чувствую себя в безопасности.
Внезапно обретаю плоть и оказываюсь в его объятиях. И достигаю бурного оргазма, когда он впивается в мои губы своими и крепко прижимает к своему теплому, мощному телу.
Когда он проникает в меня.
Я выгибаюсь, покачиваясь на волнах нашего удовольствия.
Он целует меня глубоко с такой жаждой, словно ждал этого целую вечность.
Кайм плавно приподнимается на руках, все еще оставаясь во мне, пока внутри бушуют отголоски пережитого оргазма.
Возможно, я уже умерла, и это рай. Никогда не могла представить, что при жизни мне удастся испытать такое наслаждение.
Даже во сне.
Я открываю глаза. И вот я совершенно голая в этом безмолвном, лишенном красок мире, где даже осенние листья на лесной подстилке имеют оттенки серого и черного.
Смотрю на мужчину своей мечты, наслаждаясь его потусторонним великолепием. В этом мире он выглядит иначе. Его и без того бледная кожа приобрела цвет снега, а глаза лучатся тьмой. Его волосы тоже длиннее, они спадают до плеч; спутанный темный ореол обрамляет его жесткие, элегантные черты.
Гнев не покинул его полностью. Он все еще плещется в его абсолютно черных глазах, тлея вместе с желанием.
Любимый кажется таким диким и свирепым. Взгляд Кайма говорит, что он способен поглотить меня целиком…
Это заставляет меня плавиться в тысячу раз сильнее.
Зачем мне вообще возвращаться в реальный мир? Я могла бы остаться здесь, в его объятиях, на целую вечность.
— Я приду за тобой, — шепчет он, поглаживая мои волосы обсидиановой рукой. — Будь терпелива, любовь моя. Ты должна продержаться еще немного. Все пройдет, и я заставлю мидриан заплатить за то, что они сделали. — Он нежно целует меня в губы. Только он мог заставить зловещую клятву мести прозвучать так чудесно. — Ты должна уходить. Только помни, у тебя тоже есть сила. Используй ее.
Его голос ослабевает.
Черты лица постепенно расплываются.
— Нет, — шепчу я. — Не оставляй меня…
— Я люблю тебя, Амали.
Тянусь, чтобы коснуться его лица, но в этот момент его утонченные черты распадаются на тысячу крошечных пятнышек света, пронизанных тьмой.
— Нет! — кричу я, пытаясь ухватиться за последний отпечаток его лица.
Но его нет, и я падаю, падаю, падаю…
— Ой…
Другой голос, грубый и резкий, пробивается сквозь угасающие воспоминания о Кайме, даже когда я изо всех сил пытаюсь удержать его в своих объятиях.
— Ой.
Заткнись, дурак. Яростно сопротивляюсь вмешательству, не желая ничего, кроме моего богоподобного любовника. Как посмели нас прервать?
Но у меня болит плечо… а теперь и голова. Что-то тычется в меня; что-то твердое и острое.
— Ойойой. Проснись, сука. Ведьма. Не важно. Для меня это одно и то же. Проснись, или у нас у всех большие чертовы проблемы.
И вот уже твердая, острая штука бьет меня по голове, рассекая череп острой болью.
Вздыхаю, и восхитительное воспоминание о Кайме исчезает из моего сознания.
— Стой! — кричу я сквозь рев моря, совершенно взбешенная. Как они смеют? Мои глаза открываются. Я чувствую шероховатость веревки вокруг своих рук и ног. Чувствую вкус соленых брызг и холодный океанский ветер на спине. Поднимаю глаза на небо. Оно больше не безоблачное и не голубое. Теперь над головой темнота, и я замечаю лишь отблески звезд сквозь густые облака.
Ох.
Ночь.
Холодно.
Я привязана к фигуре на носу корабля, руки и ноги обхватывают жесткое, искусственное тело высокомерного бога.
И Кайм ушел.
Проклятье.
Волны выше и яростнее, чем прежде, поднимают корабль вверх и вниз, обдавая меня брызгами холодной морской воды, когда нос судна набегает на волну за волной.
Острая штука снова тычет в меня.
— Прекрати, — шиплю я в раздражении. Матрос вытянулся вперед с борта корабля, держа в руке длинный шест. Это и есть та проклятая штука, которая тыкала меня все это время?
— Пей, — выкрикивает он над ревом океана.
— Что? — отвечаю, сбитая с толку.
— Пей эту чертову воду, если не хочешь умереть от жажды, упрямая сука!
Конец шеста торчит прямо перед моими глазами. К одному концу привязана мокрая губка. Сейчас я даже не задумываюсь о том, что мне будет неприятно пить из мокрой губки.
Пересохшее горло жаждет воды.
Шест качается вверх-вниз, наконец мне удается поймать его между зубами. Прикусываю эту проклятую штуку, зажав губку ртом.
Я пью. На вкус вода грязная
