Толя останавливается, секунду думает, потом оборачивается к Виолетте и Борису.
ТОЛЯ. А вообще, знаете что! Если уж вы так… То живите открыто… По-людски… Чего прятаться-то?! Тем более что все и так знают. Кроме меня…
ВИОЛЕТТА. Толенька, мы и не прятались. Просто, наверно…
Толя опять хочет уйти и встаёт перед Сергеем.
ТОЛЯ. Мало времени прошло после бати.
ВИОЛЕТТА. Да, сынок, мало.
Сергей возвращается за стол. Толя уходит.
ВИОЛЕТТА. Глупо было думать, что никто не узнает.
БОРИС. Глупые. Болтают. Созрели телом, а в голове пусто. Да чего только не бывает между пацанами.
ВИОЛЕТТА. Я сразу-то не сообразила. Боря, спасибо.
БОРИС. Да не за что, Вет… Я тут ни при чём. У меня есть план, но я ещё ничего не делал…
ВИОЛЕТТА. Значит, у Толика что-то и правда со здоровьем?
БОРИС. Будем надеяться, что нет ничего. Я узнаю. Но пусть едет в госпиталь, так даже проще будет.
ВИОЛЕТТА. Что проще?
БОРИС. Ну…
ВИОЛЕТТА. А! Ну да. Хорошо, если проще.
БОРИС. Всё будет хорошо, Веточка! Всё будет хорошо!
Сергей нависает над Борисом.
Пора мне, Вета. Пойду. Работа. Я всё узнаю.
ВИОЛЕТТА. Так ты приходи вечером. Чего уж теперь и в самом деле…
БОРИС. Конечно, родная. Приду.
Виолетта провожает Бориса. Он хочет обнять её, но между ними встаёт Сергей.
Да. Ладно. Потом. Успеем ещё. До вечера!
ВИОЛЕТТА. До вечера!
Борис уходит.
Картина одиннадцатая
Осень. Сентябрь. Больница, где работает Виолетта — коридор и вход в больничную часовню.
Виолетта, Гедейко, призрак Сергея, Ангел, больные и призраки умерших больных.
По коридору больницы неспешно ходят больные. Между ними снуют призраки. Так же как Сергей носит моток провода через голову, призраки носят при себе причину смерти — сердца, мозги, кости и т. д.
Входит Гедейко и сталкивается в коридоре с Виолеттой.
Сергей встаёт между ними.
БОРИС. Вета!
ВИОЛЕТТА. Боря? Ты зачем здесь?
БОРИС. Вета, послушай!
ВИОЛЕТТА. Боря, я не могу сейчас. Очень много работы. Давай оставим до дома.
БОРИС. Веточка, я решил уйти…
ВИОЛЕТТА. Ты бросаешь меня? Бежишь после всего?..
БОРИС. Да что ты, родная, что ты! Ухожу из военкомата.
ВИОЛЕТТА. Господи! Борис! Нам и так тяжело, зачем этот спектакль? И что будешь делать?
БОРИС. Пойду в школу, военруком.
ВИОЛЕТТА. Ох, Борис… Час от часу, честное слово…
БОРИС. Прости меня. Извёлся я совсем. И быть всё время от тебя на вытянутую руку не могу больше.
ВИОЛЕТТА. Боря, перестань! А мне каково… Всё ты сам знаешь прекрасно. Или домой. Вечером поговорим, если захочешь.
Виолетта разворачивается и идёт в сторону часовни. Борис догоняет её. Сергей держится между ними.
БОРИС. Вета, нет. Идём в твой кабинет. Сей час же! Немедленно!
ВИОЛЕТТА. Борис, не сходи с ума!
БОРИС. Да вот же. Незачем далеко ходить. Идём сюда…
Борис отрывает дверь часовни, хватает Виолетту за руку, вталкивает внутрь, заходит следом и закрывает дверь изнутри. (Тут может измениться освещение.) Сергей пытается войти следом, но его останавливает Ангел.
АНГЕЛ. Не надо тебе туда, ты же знаешь.
СЕРГЕЙ. Я знаю, но они же там… сейчас…
АНГЕЛ. Без тебя есть, кому судить, ты же знаешь.
СЕРГЕЙ. Знаю, но там моя жена со своим новым… Или… Как его? Каким?
АНГЕЛ. Не знаешь, ни кто, ни что, а идёшь. Всем дадут имена и определения, ты же знаешь.
СЕРГЕЙ. Я знаю…
Из часовни слышатся стоны.
АНГЕЛ. Ни тебе, ни мне теперь не надо здесь оставаться, сам знаешь.
СЕРГЕЙ. Да, знаю…
АНГЕЛ. Иди со мной, я покажу тебе пути, и выходы, и входы.
Ангел обнимает Сергея за плечи и уводит его.
Картина двенадцатая
Осень. Октябрь. Саульск. Двор между малоэтажными домами.
Толя, Артём, Полина, Алдун, шпана.
Посередине двора турник. По одну сторону — стол, проводы Артёма в армию. По другую — кучкуется шпана во главе с Алдуном. Около турника стоит Толя. К нему подходит Артём.
АРТЁМ. Привет, Толян!
ТОЛЯ. Привет, Тём!
АРТЁМ. Приехал?
ТОЛЯ. Да, вчера.
АРТЁМ. Я завтра в армию ухожу.
ТОЛЯ. Поздравляю. А меня вот комиссовали.
АРТЁМ. Совсем?
ТОЛЯ. Совсем. Сердечная недостаточность, говорят.
АРТЁМ. Понимаю. Удобно.
ТОЛЯ. Тёмыч, ты чего? Что удобно?
АРТЁМ. Ой, Толян, давай не будем. Твоё дело.
За столом суета. Собирают и уносят посуду.
ОДИН ИЗ ГОСТЕЙ. Артём, иди, стол в дом занесём. Сейчас дождь будет.
АРТЁМ. (Толе.) Ладно, Толян, живи, как знаешь. Теперь у нас с тобой разные дорожки. Давай, пока.
ТОЛЯ. Тёмыч… Да…
Артём возвращается к гостям и помогает им нести стол. Гости и Артём уходят.
Со стороны шпаны входит Поля. Шпана оживляется, присвистывает и улюлюкает.
ТОЛЯ. Полина, привет!
ПОЛЯ. Здравствуй, Толя! Ты тоже к Артёму?
ТОЛЯ. Да. Нет. Мы с ним попрощались уже.
ПОЛЯ. Что ж он тебя в дом не позвал?
ТОЛЯ. Ну… Как… Понимаешь…
ПОЛЯ. Понимаю. Его.
ТОЛЯ. Поль, и ты туда же?
ПОЛЯ. А куда же ещё? Чего от тебя ждать? Друг ты или не друг, что у тебя завтра переменится? Кто за тебя примет решение?
ТОЛЯ. Я-то что могу сделать? Меня комиссовали по здоровью. Я что ли хотел этого?
ПОЛЯ. Ты не ты, а представилась возможность и воспользовался.
ТОЛЯ. Поль, нет, вообще… Ты же не знаешь… И Артём не знает…
ПОЛЯ. Конечно, всё шито-крыто.
ТОЛЯ. Да как так можно обвинять человека. Вот кажется вам, что так — и всё! Виноват, казнить!
ПОЛЯ. Ой, прям, казнить. Очень нужно. Твоя жизнь. Кому какое дело.
ТОЛЯ. И на том спасибо! А додумывать надо всегда плохое, да? Допустить, что я не виноват, конечно, нельзя? Что мне сделать, если такой диагноз? Я же сам этого не хотел.
ПОЛЯ. За твой диагноз сын директора хлебзовода в Москве служит.
ТОЛЯ. Чего?
ПОЛЯ. Ничего, Толенька, хорошо всё. Пора мне. Пока.
ТОЛЯ. Но мы ещё увидимся, Поля?
ПОЛЯ. Может. Я в понедельник уезжаю учиться.
Поля уходит. Толю обступает шпана.
АЛДУН. Что, солдатик, не так уж Полюшка-Поля и широка?
ТОЛЯ. Да пошёл ты.
АЛДУН. Сердитый! Ещё бы! С Абэвэгэдейкой-то в паханах можно дерзить.
Толя хочет уйти. Но ему преграждают путь. Толя отталкивает их.
ТОЛЯ. Дайте пройти.
Алдун хватает Толю за рукав и дёргает.
АЛДУН. Нехорошо маленьких обижать.
ТОЛЯ. Алдун, блин, отвяжись. Не обижаю я никого, не до вас мне теперь.
АЛДУН. А когда тебе было до нас? И вообще, кому «до нас»? А я тебя уважал. Думал, ты правильный мужик. Думал, может, вон они (показывает на
