глазах сверкнуло мрачное торжество. — Вот только скрипни мне потом хоть ползвука жалобного, старый вредоносец!
***
«Холостяцкий клуб» госпожи Селены находился на оживлённой улочке в окружении магазинов, кофеен и контор. Хоть он и прикидывался заведением пристойным и даже уважаемым, на деле мало кто не знал, какие услуги здесь оказывали. По сути, «Холостяцкий клуб» был борделем, но борделем очень дорогим и исключительно чистым — во всех смыслах этого слова.
К девочкам госпожи Селены приходили не те, кто зачастую посещает обыкновенные публичные дома. Клиентами были весьма состоятельные мужчины, желающие посмотреть будоражащий фантазию танец или ощутить на своей шее удавку из собственного галстука, затягиваемую нежной женской рукой в чёрной кружевной перчатке, а может быть — почувствовать плоские ленты замшевой плётки на своей спине.
Девочки госпожи Селены славились не только тёмной красотой, манящими взглядами и изяществом движений, но и хладнокровной жестокостью с теми, кто этого хотел. Официально — девочки госпожи Селены не спали с клиентами, а не официально — сами выбирали тех, кому продавали свою любовь. Но вне зависимости от того, принадлежишь ты к избранным гостям или нет, сложно было понять, что оказывалось более порочным: пойти в обычный бордель или быть посетителем театра красоты и боли госпожи Селены. Однако последнее удовольствие было явно для более искушённых, выносливых и состоятельных.
Переступив порог «Холостяцкого клуба», Висмут оказался в омуте чёрно-лиловых тонов и, ослепнув после уличного света, замер у входа.
— Имя, — выдохнули совсем рядом с его ухом шёлковым шёпотом, и чья-то рука, легонько касаясь его груди, поднялась к горлу, — назови своё имя! — острые ноготки весьма чувствительно впились в кожу под челюстью.
— Висмут.
— Какую боль ты любишь, Висмут? — всё тот же голос с томным придыханием, который можно было бы назвать нежным, если бы не сквозивший в нём властный холодок. — Или — танец, быть может?
— Боли мне, пожалуй, достаточно, — оторопело усмехнулся Висмут: такого приёма прямо с порога он не ожидал.
— Тогда — танец? — сжимавшие его шею пальцы мягко скользнули ему в волосы и, неожиданно вцепившись в них на затылке, дёрнули голову назад.
Висмут почувствовал под своим задранным в потолок подбородком холодное тонкое лезвие, плашмя скользящее по коже.
— Я бы хотел выбрать девушку. Можно?
— Можно, — голос улыбался. — Если ты хочешь особенную: белую как снег, смуглую, словно крепкий чай или рыжую, что сама медь — отыщем и такую. Но если ты захочешь большего, чем танец или боль, выбирать будет девушка.
— Она должна быть властной. Сильной. И хладнокровной, — выдохнул Висмут и почувствовал, как лезвие у горла развернулось остриём, легонько кольнув его под кадык.
— Тебе понравится Лютеция, — ответил голос, и на глаза Висмуту накинули тёмную повязку, — Идём!
Его куда-то вели коридорами и спускающимися вниз лестницами, пока не толкнули на низенький диванчик. Приковали за запястья цепями к подлокотникам так, что руки оказались распахнуты: Висмут не мог ни опустить их, ни сомкнуть. Наконец сорвали повязку с глаз. Позади него тихо хлопнула дверь, и он так и не увидел ту, которая привела его сюда, в маленькую комнатку под низким потолком, устланную мехами и шелками и едва подсвеченную парой вычурных керосиновых светильников, отбрасывающих причудливые тени на каменные стены.
Едва Висмут огляделся, как открылась другая дверь — та, что была напротив него, и впустила в комнату высокую стройную женщину. Копна блестящих чёрных кудрей ниспадала по спине ниже пояса; убранные от лица волосы стягивал скрученный на макушке узел. Миндалевидные глаза были щедро подведены чёрным, а губы черешневели тёмно-бордовым. По крепким рукам, в одной из которых Лютеция держала стек, от запястий до мускулистых плеч вились тонкие браслеты-ремешки со множеством пряжек. Пышную грудь сжимал чёрный же корсет, из-под него ворохом светлого кружева струилась многослойная юбка: спереди она не достигала и колен, открывая атлетические ноги в сапогах с бесконечной шнуровкой, сзади волочилась по полу.
Женщина с грацией пантеры неспеша приблизилась к Висмуту и приподняла согнутым пальцем его подбородок:
— Ты здесь впервые? — спросила низким, тягучим, словно нефть, голосом и легонько хлестнула себя по бедру стеком.
— Я здесь по делу, — ответит Висмут, выдавив самую очаровательную улыбку, на которую был способен. — У меня есть для тебя работа. Подработка. Два через два. Хорошее жалованье. Всё прилично. Но плётку с собой всё-таки захвати.
— Хм, — Лютеция изогнула широкую, чётко очерченную бровь, — оригинально! — она отпустила его подбородок, и стек мягко заскользил от прикованного запястья мужчины к расстёгнутым верхним пуговицам его рубашки, очертил вырез, на миг задержался под ухом, где бился пульс, и спустился по плечу к запястью другой руки. — У меня уже есть работа. С чего ты взял, что твоё предложение меня заинтересует?
— Мне нужна эффектная женщина, которой под силу приструнить опытного тирана, — ответил Висмут, не отводя взгляда от её чёрных глаз. — Справишься?
Лютеция хмыкнула ещё раз, но уже с совершенно другой интонацией. Висмут её заинтриговал: ни в его взгляде, ни в полуулыбке она не видела привычного ей порочного вожделения. Этот мужчина смотрел на неё не как на орудие собственного наслаждения, а как на живого, равного себе человека.
— Его нужно проучить? Или перевоспитать? — Лютеция несильно, почти ласково хлопнула Висмута стеком по щеке.
— Скорее — пресекать его разрушительные порывы. Держать в узде, пока я на работе, — он многозначительно покосился на хлыстик, выписывающий узоры на его груди и плечах.
— И кем ты работаешь?
— Машинистом-технецием.
— М-м-м, паровозник! Я люблю всякие… винтики, — Лютеция сверкнула чернильной теменью глаз и ловким, незаметным движением стека расстегнула пуговицу рубашки Висмута, раздвинув её ворот шире. — Паровозников мы выбираем чаще остальных, — проворковала она, — вы щедры, выносливы, и с вами не скучно. У тебя долгие рейсы?
— Уже нет, — Висмут почувствовал, как расстегнулась следующая пуговица.
— Но ты и не женат?
— И не собираюсь.
Лютеция немного поразмыслила, скользя хлыстиком по обнажённой коже Висмута, и уголок её бордовых губ пополз вверх.
— Твоя работа будет не со мной и не… — решил уточнить он.
— Я поняла, — перебила Лютеция густым грудным голосом. — А боль допускается?
— Не до увечий, — мягко улыбнулся Висмут, — тирану уже за семьдесят.
***
Выйдя из «Холостяцкого клуба» на залитый солнцем тротуар, Висмут несколько мгновений привыкал к яркому свету, но даже резь в глазах не могла стереть с его лица торжествующую улыбку. Что ж, со следующей его смены Празеодим будет в надёжных руках! Пусть попробует ущипнуть за бедро Лютецию: уж она-то найдёт, чем ответить!
— Висмут! Вот так неожиданная встреча! — колокольчиком прозвенел знакомый голос.
Висмут обернулся и даже не сразу узнал в стоящей перед ним хорошенькой девушке Сурьму, — спас цвет её волос (но теперь не
