самодовольные интонации короля жизни. Видимо, про благие помыслы мне правда показалось. — Подчиняться совсем не страшно. — Хмыкает он. — Ладно, не подведи меня, девочка. И помни, если разобьемся, то оба.
Ну круто, блин. Умеет «поддержать».
Сев в машину, первым делом забираю с консоли мои документы, телефон и бумажник. Так торопился, что забыл занести?
Наша неловкая близость и ответственность сводят с ума. Я остро ощущаю, что Вадим в какой-то мере от меня сейчас зависит. Да, может подстраховать, но это не учебная машина и запасного тормоза в салоне нет.
Вот Слава мечтает, что я по пятницам буду возить его пьяное тело из клуба. С этой целью, собственно, учит меня водить. На пустыре. Но выехать «в люди» пока не решается. И вот его как-то мысль, что, в случае чего, разобьемся оба — вообще не стимулирует! Никак не решу, что это — здравый смысл или недоверие?
— Жесть, — резюмирую мрачно, глядя на то, как дрожат на руле мои руки и отчетливо чувствуя, как трясутся колени. Волнуюсь так, что не выходит четко сформулировать ни одной мысли. — Пристегнись, что ли.
Вадим стреляет по мне ироничным взглядом и хрипло смеется, показывая, что уже пристегнут.
— Так, Светлячок, сосредоточься. Стройку на Армянской знаешь? — Он сцеживает зевок в кулак и откидывается поудобнее на пассажирское кресло. — В общем, нам туда. Час пик позади. Если не будешь клювом щелкать, все получится. Навигатор уже проложил маршрут, как видишь. Дальше — дело техники. Я в тебя верю.
Завожу мотор, и жизнь на секунду убавляет громкость. Внезапно приходит простая как механизм дворников мысль: а чего мне, собственно, перед ним рисоваться?
Тормоз-то у меня. Пусть Злобину будет страшно.
Идея об экстремальном заезде с блюющим в бардачок Вадимом даже приводит меня в бурный восторг.
Посоветовавшись со всем имеющимся у меня водительским опытом, реакцией и ретроградным Меркурием, все же трогаю комету с места. Лента дороги летит под колеса плавно, но уж точно не незаметно. Причем нарочно я б на такой экстрим не подписалась…
Городская дорога — это не пустырь. То расстояние не рассчитаю, то забуду включить поворотник…
Вы когда-нибудь видели, как вам навстречу едет машина ДПС и влетает в соседнюю полосу прямо за мгновение до поцелуя бамперами? Или, может, вы проскакивали перекресток, видя как судорожно крестятся бывалые таксисты? Я — да. Теперь да. Это настоящий киношный заезд с адреналиновым хороводом и бурным встречным матом.
Спасибо всем участникам дорожного движения за железные нервы и быструю реакцию — мы целы. И путь, что по прогнозам Злобина должен был занять все сорок минут, преодолеваем за неполных тридцать!
Причем, стоит отметить, что он за всю дорогу меня ни разу не обматерил. Возможно, просто организм не справился и выпустил сознание прогуляться. Надеюсь, сердце у него крепкое, но пока отвлекаться, чтобы проверить состояние пассажира, не рискую.
Периметр стройки обнесен сеткой. Это пятиэтажный дом, с наполовину отделанным фасадом. Ума не приложу, что здесь забыла Соня.
Перед выходом решаю посидеть минутку в машине. Прижимаю ладони к горящим щекам, пытаясь привести мысли и дыхание в норму после поездки.
Со стороны Вадима хлещет Ниагарский водопад эмоций. Я его ощущаю каждой клеточкой совести.
— Вау!.. — выдыхаю хвастливо. Теперь, когда мотор молчит, эйфория бессовестно приукрашает действительность. — Я это сделала!
— Молодец, Светлячок. Я в тебя верил.
Его лицо под стать голосу приобрело пыльно-серый оттенок умершей мыши.
Вот это у мужика выдержка! — признаю с невольным уважением.
— Жаль, что у меня нет прав. Могла бы таксовать.
— Машины у тебя тоже нет, — бездушно спускает меня с небес на землю Вадим.
И, кажется, тихо добавляет: «слава богу».
Одинокий и фальшивый гитарный аккорд выдвигает тревожность на первый план, оставляя таксопарк с его нарядными шашечками для томной женской мечты.
На улице Вадим быстро находит брешь в заборе. Парадную дверь в здании еще не установили. В настороженном молчании поднимаемся на последний этаж.
С каждым лестничным пролетом мой спутник дышит все надсаднее.
— Что-то ты быстро выдохся, Злобин. Спортом вообще не занимаешься, да? — Оборачиваюсь к нему, взобравшись по стальным ступенькам на крышу.
Ну ничего себе. Губы поджаты, по бледному лбу стекает капля пота…
Вадим даже после поездки не выглядел таким затравленным. Отходняк у него, что ли, жесткий такой?
— Так, дорогой. Подожди-ка меня внизу. Я тебя на себе обратно тащить не буду.
— Заткнись, — осекает он меня «ласково». — Одна ты не пойдешь. Кто знает, сколько там их.
— Ну ладно. Как знаешь… — Пожимаю плечами, скрывая облегчение.
Мужик-то даже полуживым смотрится внушительно. С ним как-то поспокойнее.
Тихо, чтобы себя не выдать крадемся на звук. Попутно присматриваюсь к Вадиму, отчаянно избегающего приближаться к парапету.
Видно, что господин «Я всех вас на среднем пальце вертел» безумно старается не поддаваться панике, сохранять надменный вид, но бледность и растерянный взгляд выдают его с потрохами.
Надо же. Птица высокого полета боится высоты!
Источник фальшивой игры обнаруживается сразу за вентиляционным коробом.
Софа сидит, скрестив ноги на сложенном вчетверо пледе, и бренчит на гитаре, а сзади приклеился… Он. Тот самый парень на мотоцикле, который осчастливил меня ежевечерней прогулкой с собакой и, кажется, преждевременной сединой.
Он ей якобы показывает, как надо правильно перебирать струны, а сам вовсю лапает наивную дурочку. Вот же засранец. Оторвать бы ему причиндалы! Главное, наглый какой, не дергается даже. Или думает, что бессмертный?
— Соня, сейчас же домой, — рявкаю хрипло и рвано.
В душе настоящий ураган. Облегчение напополам со злостью.
— А что ты раскомандовалась? — Растерянность на размалеванном лице сестры быстро сменяется праведным гневом. — Сама с утра домой пришла. Беру пример, раз тебе можно!
— Исполнится восемнадцать, тогда и примеривайся, — отрезает Вадим и обращается к оборзевшему парню. — А пока вот этот вот совершеннолетний сопляк рискует не усидеть на свободе до наступления твоего возраста согласия.
«Сопляк» в почти два метра роста отчетливо сглатывает и тоже бледнеет.
— Сонь… О чем это он?
— О том, что паспорт надо спрашивать, а потом лапы распускать, — грозно сообщает Вадим.
Надо сказать, бледным как оживший труп, он внушает еще больше безотчетного ужаса.
— Соня? — уже требовательно, с нотками злости повторяет парень.
— Саш, ну что ты заладил? — всхлипывает сестра виновато. — Подумаешь, накинула три года… Разве возраст имеет значение?
— Решающее, — бросает он, вырывая из ее рук гитару. Только эхо всхлипнувших струн тянется в ночи прощальным аккордом.
— Света, блин! Ну кто тебя просил?!
Взгляд сестры — как горький плевок прямо мне в душу.
Вадим бесцеремонно хватает Соню за шиворот, спасая меня от необходимости скандалить прямо здесь.
