двигала жажда мести, Марта.
— И она тоже, — кивает девушка и мы замолкаем.
Меня начинает лихорадочно потряхивать и знобить. Наступил адреналиновый откат. Ладони затряслись, и я зажала их между коленей, вперивая взгляд в никуда.
— Истомина? — Максимовская по непонятным мне причинам продолжает сидеть рядом, зачем-то полностью копируя мою позу.
— Слушай, ты никуда не опаздываешь?
— Ничего, подождут. Ты мне лучше скажи, почему опять рыдаешь. Из-за общаги? Сгорело что-то важное, да?
И чего она ко мне привязалась? Я перевела на девушку усталый взгляд и зачем-то начала говорить, хотя подсознание ещё скребло призрачное подозрение, что Максимовская просто решила поразвлечься за мой счёт. Рваный всхлип вырвался из горла, и подбородок предательски задрожал, хотя я и не обратила на это никакого внимания, начиная свою историю. Зачем? Наверное, просто хотела хоть кому-то выговориться. Пусть даже и своему врагу. Больше ведь было некому.
— Что ж, Марта, давай я тебя развлеку. Жаль, конечно, что попкорна у меня нет, но ты уж не обессудь. Итак, начнём с самого начала. Мать увезла меня доучиваться в посёлок, но не для того, чтобы я смогла спокойно окончить школу и поступить в вуз, а для того, чтобы сплавить меня в монастырь до конца дней моих.
— Ох, ты ж… блин…
— Дальше я сбежала и поступила сюда. А потом у бабки случился инсульт и мать решила, что лучше я буду для неё персональной сиделкой, чем монахиней. А когда узнала, что я поступила на бюджет, то вовсе не обрадовалась, а просто выгнала меня из дома. И мне бы выдохнуть, да не могу. Общежитие сгорело, и мне больше негде жить, потому что денег нет даже на еду. Ну как, нравится тебе моя история, Марта?
Я замолкла. Но мы продолжали смотреть друг другу в глаза, пока девушка неожиданно не схватила меня за руку, одновременно вставая с лавки.
— Поехали.
— Ты чего? Никуда я с тобой не поеду, — воспротивилась я, но Марте при её тощей комплекции силы было не занимать.
— Я что, по-твоему, чудовище?
— Да, — честно выдала я.
— Вот сейчас передумаю и перестану тебе помогать! Пошли, говорю.
— Куда?
— Куда надо!
— Я никуда с тобой не пойду!
— Тебе жильё нужно или нет? — мы уже почти ругались посреди улицы.
— Но…
Но Марта лишь отпустила мою руку, затем подхватила потрёпанный чемодан и пошла с ним в сторону проезжей части.
— Марта! — последовала я за девушкой, пытаясь забрать у неё свою вещь, но Максимовскую было не остановить.
— Давай так, ок? Я покажу тебе место, где ты сможешь перекантоваться какое-то время. А там уже видно будет, что делать дальше. Но сегодня так: либо со мной, либо на вокзал. Выбирай.
И я, спустя пару минут сомнений и терзаний, всё-таки выбрала меньшее из зол. Хотя боялась жесть как! И да, я села в ярко-красный седан, за руль которого прыгнула Максимовская, а затем, дёргаясь от каждого громкого звука, ждала, что же будет дальше.
А дальше была квартира в самом центре города. Небольшая, но уютная гостиная и две комнаты, в одной из которых обнаружилась спальня, а во второй что-то типа кабинета с высоким стеллажом для книг, рабочим столом и раскладным диваном. Марта всё детально мне показывала и рассказывала: как пользоваться навороченной кухней, как включать посудомойку и стиральную машину, как открывать и закрывать входную дверь, и где я могу хранить свои вещи.
— И чья это квартира? — осмелилась спросить я в конце её длиннющего монолога.
— Моя.
Вероника
В голове тут же загромыхала сирена, предупреждая меня об опасности, но я лишь стояла и смотрела на Максимовскую, понимая совершенно точно, что больше мне, действительно, идти некуда.
— Останешься? — наклонила девушка голову набок, чуть покусывая губы в ожидании моего ответа.
— Зачем ты это делаешь, Марта?
— Я тебе должна. И себе тоже, — в её голосе было столько неприкрытой грусти, что меня отчего-то прошибло и я начала с устрашающей скоростью верить в то, что Максимовская не врёт. Но я тут же мысленно врезала себе по лицу и призвала к трезвости ума.
Это Марта, а не моя закадычная подруга, чтобы верить в её бескорыстные начала.
— Я найду работу и съеду.
— Я тебя не гоню, так что…
— Мы с тобой враги, Марта, — напомнила я девушке, — ты оскорбляла меня, насмехалась, издевалась и заставила обрезать волосы. Думаешь, я так легко забуду всё это дерьмо?
А в следующее мгновение случилось то, чего я никак не ожидала увидеть. Лицо девушки покраснело, а глаза набухли от слёз. Одна капля скользнула по щеке, вторая замерла на ресницах.
— Я вечно делаю что-то не так, Вероника. Пытаюсь заслужить любовь людей, которым никуда не упиралась. Из кожи вон лезу, чтобы быть нужной, но делаю только хуже. За этим фасадом, — и она указала себе на лицо дрожащими пальцами, — пустота. Ни стойкости, ни силы духа, ничего, за что сильным личностям, вроде тебя, было бы зацепиться. Рядом со мной уживаются только паразиты. И сейчас я просто пытаюсь сделать хоть что-то хорошее, но всё равно ничего не выходит. Люди видят во мне, или пустышку, или монстра. И ты тоже.
— Кто в этом виноват, Марта?
— Только я. И да, я осознаю, насколько низко пала в твоих глазах, но всё равно буду рада, если ты останешься. И может быть, тогда мы сможем…
— Что?
— Ну не знаю, — пожала она плечами, — помочь друг другу?
Я в этих словесных шарадах только ещё больше запуталась. Но Марта услужливо оставила меня одну, правда, ненадолго. Уже спустя полчаса она вернулась и с улыбкой, какой я ещё никогда не видела на её лице, спросила:
— Голодная? Я вчера борщ варила.
— А он точно съедобный?
— Пока не попробуешь, не узнаешь.
На поверку борщ оказался волшебный. Его мы ели вприкуску с чесноком, салом и чёрным хлебом. А затем пили домашний компот из яблок, который Марта тоже варила сама.
— Что-то у меня разрыв шаблона, — произнесла я, качая головой и подозревая, что у меня вот-вот начнёт дёргаться глаз.
— Да я вообще ходячий сюрприз, — смущённо улыбнулась девушка, а затем неожиданно выпалила вопрос. — Чем у вас тогда всё закончилось, Вероника?
Я сразу же поняла, кого Максимовская имеет ввиду и деланно равнодушно пожала плечами, хотя на деле хотелось что-нибудь в гневе расколошматить.
— Чем? Ну, Басов довёл меня до слёз.
— А дальше?
— А дальше провожать не стал.
— Смешно.
— Да уж, обхохочешься…
— Он, кстати, как и ты, не доучился в гимназии. Отчислился и укатил в Москву.
— Мне плевать.
Но сердце навынос. До сих
