Старухи, они все двинутые. Я же не знал, что эта настолько.
– Может, в дурку позвонить? – предложил Марк. – Пусть полечат ее.
– Да такую лечить бесполезно, – Саня оглянулся назад. Старуха размахивала намокшим беретом и бросала нам вслед какие-то проклятия.
– Ты заснял че-нибудь?
– Угу. Немного. Надо стереть ее на фиг.
– Да не, оставь, может, вставим потом куда-нибудь.
Следующие два часа прошли не лучшим образом. Мы подходили к дворникам, к теткам, раздающим листовки, к продавщицам, официанткам, просто прохожим, но никто с нами не хотел разговаривать. Я даже отправлял Новикова подальше от нас с его кастрюлей, которая у всех вызывала подозрения, но никто по-прежнему не хотел с нами общаться.
– Че за фигня? – возмущался я. – Мы же тарелочку разбили?
– Разбили, – подтвердил Марк.
– А че нам так не прет?
– Хэзэ.
– Надо было просто девчонок тех заснять. Или Снежану, – сказал Саня, ставя кастрюлю на лавку.
– Запарил ты со своими девками. Заведи себе подружку.
– Это же не такса. Ее просто так не заведешь, – вздохнул Новиков.
– Ага, – согласился с ним Марк. – А че мы с кастинга никого не снимем? Там же целая куча народу была.
– Эта куча народу начнет кривляться и наигрывать на камеру. А мне это на фиг не надо. Мне нужны чистые эмоции.
– Ну да, – заворчал Новиков, – ты же прогрессивный режиссер. Все тебе выпендриться надо.
– Молодые люди, – раздалось откуда-то из-за спины.
Мы обернулись. Перед нами стоял тучный мужик и держался за сердце.
– Молодые люди, – повторил он, – мне бы водички купить, боюсь, сердце прихватит, и я прямо на дорогу грохнусь.
– И? – спросил Саня.
– А я деньги дома забыл. Может, одолжите рублей двадцать, а то, не дай бог, копыта еще здесь отброшу.
Он еще сильнее скривился и прижал ладонь к сердцу.
– Да вы сядьте, – предложил Марк, отодвигая кастрюлю.
Мужик сел и посмотрел на нас.
– Ну так что?
Мы переглянулись. Саня полез за бумажником.
– Конечно, мы дадим вам денег, – сказал я. – Но, может быть, вы тоже нам поможете?
Мужик побелел от удивления и даже руку от сердца убрал.
– Да вы не бойтесь. Просто нужно ответить на четыре коротких вопроса. Это не займет много времени.
Я толкнул Марка, чтобы он включил камеру.
– Ну хорошо, – согласился мужик. – Только, пожалуйста, быстрее! – И снова взялся за сердце.
– Вопрос первый. Верите ли вы, что 21 декабря 2012 года будет конец света?
– Вы что, издеваетесь?
– Да что такого?
– Не буду я отвечать на ваши вопросы!
Мужик вскочил, выхватил у Сани две десятки и почесал так, будто у него вообще никакого сердца нет и болеть нечему.
– Урод! – крикнул ему вслед я.
– Да это ты урод! У человека сердце болит, а ты ему про конец света, – возмутился Саня. – И ты еще удивляешься, че у нас никто сниматься не хочет.
– Аче такого? Не я же это придумал, а майя. А мужик этот реальный урод, ни фига у него не болело, знает, что так просто бабок никто ему не даст, и разводит людей, как лохов.
– Да не, че бы ему тогда убегать было? – резонно возразил Марк. – Ответил бы да пошел. Считай, что заработал. По ходу реально испугался.
– Во-во! – не унимался Новиков. – Ты бы еще в онкологическое отделение пришел и начал их про конец света спрашивать.
– А че нет? Они что, не люди?
– Тут вопрос не в том, люди они или нет. Это типа неэтично.
– Да пипец вообще! – возмутился я. – Как жить-то? Кого ни тронь, все или геи, или инвалиды, или просто больные, или беременные, или старые, или гастарбайтеры какие-нибудь. Не мир, а кусок толерантности.
– Вот ты и не трогай никого, – сказал Марк.
И я в очередной раз начал думать, что зря ввязался во все это. Умру без «Пальмовой ветви». По крайней мере у меня есть мечта, а это уже немало. Есть же люди, которые ни о чем не мечтают или не верят в апокалипсис. Живут себе спокойно, открывают хлебницу, а там пусто. «Вот блин, – думают, – надо за хлебом сходить». Выходят за хлебом, а тут раз – и метеоритный дождь. Хлобысь – и нет никого. Вот и не верьте в апокалипсис.
– Ладно, не фиг трещать! Поперли героев выискивать.
– А все знаешь почему? – неожиданно сказал Новиков.
– Почему?
– Потому что тебе лень было сценарий написать.
– А. Ясно. Ну напиши, если ты такой умный и если тебе не лень.
– Да че теперь писать? Уже снимаем же, – ответил Саня и кивнул на кастрюлю.
Снимаем, блин. Теперь ко всем подходил Новиков, но сути это не поменяло. Люди соглашались отвечать, но все как один не верили в апокалипсис.
– Верите ли вы, что 21 декабря 2012 года будет конец света?
– Нет.
– А вы верите, что 21 декабря 2012 года будет конец света?
– Нет, конечно.
– А вы?
– Не смешите меня. Какой конец света? Сколько их уже предсказывали. Чушь все это.
И дальше в таком же роде: «я что, похожа на сумасшедшую?», «я в сказки не верю», «я вообще атеист», «вам не стыдно спрашивать глупости?», «конечно, верю, а еще я верю в Деда Мороза и в то, что „Лада-Калина“ хорошая машина». Один вообще неадекват какой-то попался. Лысый с фингалом под глазом.
– Верите ли вы, что 21 декабря 2012 года будет конец света?
– Трудно сказать. Все зависит от того, какая ткань.
– Что, простите?
– Ткань. Хлопок там, лен. Есть еще вельвет.
– И что?
– Вы носите майки?
– Да, все носят майки.
– Я считаю, что это плохо. Не надо носить майки. Это плохо.
– А что с концом света?
– Конец света – это… Я купил майку, но не ношу принципиально.
Видимо, пьяный был в дупель. Не дослушав его, я махнул Марку, чтобы он выключил камеру. Лысый шел за нами и бубнил что-то о вреде маек. Я не слушал. Чтобы избавиться от него, мы вошли в магазин. Неплохо было бы и перекусить. А то ходим с кастрюлей, а есть совершенно нечего.
Взяли по пирожку, вышли на улицу, сели на лавочку поесть. Вот что хорошего в еде: радоваться было нечему, а нам почему-то стало хорошо. Когда ты голодный, тебя одолевают и зло, и печаль, и досада, и прочие неприятности. Сытому же все по плечу, сытый – добрый и довольный жизнью человек. Вот и мы разулыбались, как дровосеки на параде.
– А че, этот лысый прикольный, – сказал Марк.
– Че в нем прикольного? Обдолбанный какой-то.
– Ты же выбирал, – уколол меня Саня.
– Я же не думал, что он неадекватом окажется.
– Да ладно вам. Давайте
