Орлеанской деве ранее освобождения Орлеана могло быть следствием неточной датировки документа или тем, что это наименование было добавлено позднее, и т. д.
Самой слабой стороной нетрадиционной версии является полное отсутствие каких-либо указаний в документах на королевское происхождение Орлеанской девы[44]. Эта версия предполагает существование заговора, в тайну которого было посвящено множество лиц — друзья и враги Жанны, французы, бургундцы и англичане, королевские придворные и писцы руанского судилища, даже римский папа и иностранные дипломаты. Недаром поборникам нетрадиционной версии все время приходится повторять, что свидетельства документов в пользу версии «классической» — умелый обман. Авторов этих документов, якобы отчаянно стремившихся сохранить государственную тайну, сторонники новой версии подозревают вместе с тем в том, что они различными способами намекали на нее. Остается предполагать, что сама Жанна сохранила секрет, пожертвовав ради этого жизнью, так как дала кому-то клятву никогда не выдавать свою тайну.
Вот характерный пример. Персеваль де Буленвилье 21 июня 1429 г. после первых военных успехов Девы в письме герцогу Миланскому Висконти сообщал свои сведения о Жанне. В них (хотя они явно основывались на данных расследования, произведенного по приказу короля в Домреми в марте 1429 г., и данных комиссии духовенства, которая допрашивала саму Жанну в Пуатье) уже нашла отражение официальная легенда, создававшаяся двором после того, как было решено возложить на Жанну важную государственную миссию. Буленвилье рассказывает о чудесных обстоятельствах, сопровождавших появление на свет Жанны 6 января, — все жители Домреми были охвачены необыкновенным радостным чувством и расспрашивали друг друга, что же случилось, поскольку им «не было известно о рождении ребенка». Но как могли жители небольшого селения в тридцать домов не знать, что в одной из семей скоро появится ребенок?
Адвокаты «новой» версии, ухватившись за приведенные выше слова Буленвилье и считая их отражением подлинного факта, делают вывод: речь идет, вероятно, о том, что 6 января 1408 г. Жанну неожиданно доставили в Домреми в семью д’Арков[45]. Однако сам Буленвилье в этом же письме пишет о том, что Жанна родилась в Домреми в семье д’Арков. Поэтому включение такого «намека» — если это был «намек» — в письмо предполагает сознательное стремление королевского камергера, излагая официальную версию, одновременно раскрыть государственную тайну чужому правительству. Но вряд ли у него могли быть основания для подобной бессмысленной измены. Анализ текста позволяет понять подлинный смысл слов Буленвилье. Жители Домреми были поражены не рождением Жанны, а охватившей их радостью в связи с тем, что 6 января — как это и отмечено в письме — день богоявления (крещения). Как в Евангелии короли в день крещения следовали за звездой, движимые какой-то неведомой силой, так и жители Домреми праздновали, сами того не зная, пришествие вестника божьего. Таким образом, рассказ Буленвилье — один из элементов легенды, не раз возникавшей вокруг имени Жанны и ее деятельности[46].
Ссылаются на то, что Жанна не называла своей фамилии. Между тем это не было в обычае у простых людей в XV в. В нотариальном документе 1442 г. жена Пьера д’Арк именуется просто «Жанна из Бара». Когда Деву специально спросили 24 марта 1431 г. об ее фамилии, она ответила вначале «д’Арк», а потом добавила «Роме», поскольку на ее родине девушки носят фамилию матери.
Подробное сопоставление — довольно многочисленных — свидетельств о возрасте Жанны убеждает, что наиболее вероятным временем ее рождения нужно все же считать 1411 или 1412 г., и кажется очень неправдоподобным отнесение его к ноябрю 1407 г. Между прочим, Домреми было самым неподходящим местом, чтобы туда послать на воспитание дочь королевы и герцога Орлеанского. Деревня находилась на границе владений смертельного врага Орлеанского дома — герцога Бургундского, и ребенка легко могли похитить. Герцог Орлеанский мог отослать свою дочь к кому-либо из своих приближенных, у которого она была бы в безопасности, получила надлежащее образование и вместе с тем не была бы открыта тайна ее происхождения[47].
Жанна, быть может, выучила какие-то начатки грамоты, но это очень маловероятно. В ее время умение читать и писать не считалось нужным даже для знатных придворных дам. Когда Жанна говорила, что «не знает ни «а», ни «б», она хотела сказать буквально то, что сказала. Ее современники — и друзья, и враги вроде Кошона, — не сговариваясь, подчеркивали, что она была простая, «невежественная» девушка. При ближайшем рассмотрении точно так же обстоит дело и с ее «военными познаниями». То, что она якобы говорила без лотарингского акцента в отличие от своих земляков, по-видимому, тоже прямо опровергается источниками. Да и как могла она, проведя детские и юношеские годы среди крестьян Домреми, не усвоить их произношение?[48]
При дворе действительно служила некая Жанна д’Арк. Она была родом из Бургундии и должна была находиться в лагере противников герцога Орлеанского. Она не состояла ни в каком родстве с семьей Орлеанской девы в Домреми. Другого «придворного родственника» — Гильома д’Арка Орлеанской деве приписали в результате… типографской ошибки. В источнике «Христианская Галлия», опубликованном в XVIII в., сказано «de Area», но, сверившись с указателем имен и названий в книге, можно убедиться, что следует читать «de Area», что является другим названием селения Лэр (Laire). Гильом де Лэр — лицо, известное историкам и не имеющее никаких родственных связей с Жанной д’Арк. (Эту ошибку признали и некоторые сторонники «новой» версии, в частности Е. Вейль-Райналь[49].)
Что бы ни сообщила Жанна Карлу УП при их свидании, это не могло быть известием, что она его сестра. Трудно поверить, что король один оставался в неизвестности насчет планов родных превратить Жанну в спасительницу трона. Он менее всего мог обрадоваться сведениям о том, что его мать была неверна отцу: ведь это прежде всего усиливало бы сомнения Карла VII в отношении законности своего происхождения. В своих показаниях 21 февраля 1431 г., данных под присягой, Жанна заявила, что тайна, которую она открыла Карлу, «касалась короля», т. е. не относилась к самой Деве.
Как уже упоминалось, 22 февраля 1431 г., отвечая судьям, Жанна заявила: «Если бы вы были лучше осведомлены обо мне, вы не пожелали бы, чтобы я находилась в ваших руках». Сторонники «новой» версии считают, что эти слова трудно объяснить, считая Жанну пастушкой из Домреми. Однако эта фраза может звучать и как угроза, означавшая, что ей придут на помощь сторонники или даже небесные силы.
Глашатаи неортодоксальной версии прикидывают, когда и у кого могла возникнуть мысль отправить незаконную дочь королевы в Домреми, кто мог стать исполнителем поручения, кому могли отдать на воспитание девочку, кто ліог открыть ей тайну происхождения
