цвета штормового океана в молчании шарили вверх и вниз по её телу. Как и его прикосновение, его взгляд был огнём, обжигающей кочергой по коже.
Наконец, он заговорил.
— Ноги на ширину плеч.
Она прищурилась в темноте, словно, если видеть его лучше, то можно понять смысл его слов.
— Что?
Декстер рванул вперёд.
Натали ахнула.
Его твёрдое тело остановилось в дюйме от её, и он схватил её подбородок железной хваткой. Она попыталась вырвать лицо из его руки, но безуспешно.
— Я теряю терпение, — приблизив её лицо к своему, сказал Декстер.
Океан его глаз был мрачным и глубоким, бурлящим вместе с командным голосом.
— Тебе не знать, как долго я ждал этого момента. Сейчас я ждал, когда ты проснёшься. Я ждал, когда ты повернёшься и покажешь мне моё. Я не буду больше ждать. Не заставляй меня повторять. Ты слышала мои инструкции.
Он не выпускал её подбородок, и она переступила ногами, расставив их.
— Руки в стороны, пальцы разжать, ладони наружу.
Она безуспешно попыталась разжать его хватку на своём подбородке, и потребовалось собраться мыслями, чтобы заставить свои руки слушаться, расцепить пальцы, опустить руки, разжать кулаки и вывернуть наружу ладони.
— Плечи назад, грудь вперёд, — он полюбовался видом её груди, отступив назад. — Они мне нравятся. Небольшие, но эх, возможности безграничны.
Она закрыла глаза.
Когда он отпустил её подбородок, тот начал опускаться.
— Нет. — Он его поднял. — Ты гордая женщина. Я не хочу это менять.
У неё вырвался шумный вздох от абсурдности этого утверждения.
Декстер схватил её распущенные волосы и дёрнул назад, заставив её сморщиться.
— Не надо этого. Не делай предположений. Не думай, что я унижаю тебя, чтобы обесценить. Когда наше путешествие завершится, ты будешь намного значимей, чем можешь себе представить. — Отпустив её волосы, он отступил на шаг.
— Перед тем, как я вошёл сюда, был шум, гудящий звук. Ты слышала?
— Да. — Она думала, что это в трубах.
— Когда ты услышала этот звук… — он постучал мыском ботинка по полу, — …ты стояла тут, лицом к двери, предлагая всю себя. — Его глаза сузились. — Тебе нужно, чтобы я пометил это место крестиком?
— Нет.
Она хотела пометить крестиком его, нарисовать на груди мишень.
— День или ночь, не важно. Ты должна быть тут. Ты будешь стоять так, как сейчас. Ноги в стороны, чтобы я мог видеть твою милую киску. Грудь вперёд, чтобы я мог видеть твои напрягшиеся соски. Руки по швам, покорная, и, что особенно важно, плечи назад и подбородок вперёд. Знаешь почему?
В её мыслях смешались негодование и страх. Как она вообще может знать, почему этот человек что-то требует и делает? Его взгляд требовал ответа, по её щеке потекла слеза, и она ответила:
— Нет.
Подойдя ближе, он поласкал её скулу, как в самолёте. Для остывшей кожи это было как огонь.
— Потому что ты мой клопик, моя Нат, но больше ничья. Ты больше не балованная папочкина принцесса, а королева. Королева, которая научится ценить и понимать уроки жизни. Это понимание принесёт тебе королевскую мудрость, а другие, видя это, будут тебя уважать. — Его широкая улыбка заставила её желудок сжаться. — А королева кланяется только одной персоне. — Он стал обходить вокруг неё, и она осмелилась сменить требуемую им позу. Один круг, ещё один. Осматривая её, восхищаясь её телом, молча заявляя своё право собственности.
Это напомнило Натали то, как отец или брат смотрели на новую спортивную машину, осматривая с разных углов, зная, что она теперь их, и они могут делать с ней, что заблагорассудится. Водить её, ухаживать за ней или безрассудно разбить и купить другую.
Слова Декстера вернули её обратно к своей незавидной реальности.
— Скажи мне, моя королева, кому ты кланяешься?
Ответ был очевиден, прямо перед ней. Но Декстер Смитерс не был её королём. Никогда не будет. Не тогда, когда он обращается с ней как с вещью, объектом, которому приказывают. Она Натали Роулингс, и она не кланяется.
Не дождавшись ответа, Декстер резко надавил ей на плечи, опуская её вниз, приказывая:
— На колени.
Пошёл ты.
Слова повисли на кончике языка, мудро задержавшись там. Колени ударились об пол. Она начала падать вперёд, выставив руки, чтобы не удариться лицом о бетон, но в этот момент её волосы были схвачены в кулак, и голова отдёрнулась назад.
— Нет. Не на руки. Ты не будешь ползать. Не сейчас. На коленях стоят, как обычно, только внизу. Теперь ты приняла правильную позу.
Слёзы потекли быстрее.
— Я не знаю…
Он опустился на корточки, держа за волосы её голову запрокинутой, пока их глаза не оказались друг перед другом.
— Ты выучишь. Теперь скажи мне, ты раньше была на коленях перед другим мужчиной?
— Нет. — Слово скомкалось от новых слёз, вызванных болью и унижением.
— Никогда не брала член в рот?
Она затрясла головой, насколько смогла в его хватке.
— Нет. — Несмотря на поток слёз, её разум был ясен. Если он заставит её это сделать, она его укусит. Это, скорей всего, кончится плохо для неё, но она так сделает.
— Так-так, клопик… — Он наклонился и поцеловал её щёку, мокрую и солёную. — Ты сберегла слёзы для меня. — Он облизал губы. — Они на вкус лучше, чем я воображал. Я уверен, что буду не раз наслаждаться ими. Теперь, так и стоя, расставь ноги… — Он отпустил её волосы и носком ботинка раздвинул её ноги. — Спина прямая, сядь на пятки.
Она села, как он сказал, расположив руки по бокам, расправив кулачки и повернув вверх ладони.
— Очень хорошо. Теперь скажи, какая позиция удобнее, стоя или на коленях?
Она сглотнула.
— Стоя. Пол жёсткий.
— Ты не повернулась, когда я велел повернуться. Где ты будешь, когда я в следующий раз войду?
Боже, она ненавидела этого человека. Но она также ненавидела стоять на коленях.
— Я буду стоять, где ты сказал… — Сердце сдавило, но эти слова могли спасти её от унижения: —…как ты сказал.
Декстер кивнул.
— Хорошая девочка, но нет. В будущем, но не в следующий раз.
Её глаза расширились.
— Я обещал тебе наказание. Это оно. Ты будешь оставаться в этом положении. — Он посмотрел вверх на окно, на камеру. — Ты уже знаешь, что я вижу тебя. Только двинься, повернись, или, ещё хуже, сдвинь свою розовую киску, и следующее наказание будет хуже, а следующее ещё хуже; я тогда твою кровь попробую, а не слёзы.
Всё её тело напряглось. Он не может иметь в виду то, что говорит. Цемент впивался в её колени, пальцы ног были неудобно согнуты. Она не
