для сигар ты мал, – улыбнулся Эйтингон, – а «Честерфилд» бери. Я никому не скажу, насчет твоего курения… – подмигнув мальчику, он щелкнул зажигалкой:
– О подарке не беспокойся, свои ты получишь завтра, в новогоднюю ночь. Мне ты подарок уже сделал… – Наум Исаакович не занес ничего а блокнот:
– Одну букву я запомню, я не старик. И Стэнли упоминал об этом М, или об этой… – о таком Науму Исааковичу хотелось думать меньше всего:
– Если проклятая Марта выжила, и работает на британцев, то у нас появился очень серьезный враг… – он сразу понял, кто занимался с Сашей английским:
– Парень его отлично описал. Дональд Маклэйн исчез из Британии, когда почуял неладное. Он работал под руководством Стэнли. Вот, оказывается, где он сидит, разыгрывая коммуниста… – Наум Исаакович не сомневался, что нынешний герцог Экзетер знает истинное имя человека, скрывшегося за буквой английского алфавита:
– Ладно, Моцарт поможет найти слабые стороны герцога. В конце концов, его светлость не выкован из стали… – Наум Исаакович недовольно подумал:
– Только кто будет курировать Моцарта? Стэнли тоже не навсегда в Британии. Всех профессионалов, с довоенным опытом работы, либо расстреляли, либо сунули в тюрьмы, как меня. Одна надежда на Александра… – серые глаза мальчика блестели:
– Я решил, что информация может оказаться важной, товарищ Котов, – горячо сказал Саша, – я хочу быть полезным, советской родине… – Наум Исаакович кивнул:
– Ты правильно поступил, милый. В нашей работе надо учитывать каждую мелочь… – за обедом он рассказал Саше о семи скалах, на Северном Урале. Наум Исаакович набросал на салфетке примерную карту
– Тамошние места остаются дикими, полезные ископаемые находятся далеко от плато. Академия Наук не пошлет туда разведывательную партию. Конечно, – он развел руками, – все может оказаться слухами… – он смотрел на взволнованное лицо подростка:
– Он похож на Матвея. Матвей тоже был идеалистом, он быстро загорался, всегда был готов помочь родине… – Саша встряхнул коротко стриженой, светловолосой головой:
– Все просто, товарищ Котов. Я имею в виду разведку природного феномена. Надо организовать туристический поход, от общества «Динамо». Зимний, лыжный маршрут. Я отлично хожу на лыжах, я бы с удовольствием участвовал в такой экспедиции… – Наум Исаакович затянулся сигарой:
– Идея хорошая. Когда ты закончишь училище, мы все обсудим подробно. Если на плато, действительно, расположена аномалия, ученые должны о ней узнать… – парень, немного неловко, стряхнул пепел:
– Товарищ Котов… – он зарделся, – можно, я что-то спрошу… – Наум Исаакович отозвался: «Сколько угодно». Саша помолчал:
– Не надо от меня ничего скрывать. Я по вашему лицу вижу, что-то не так. Я пионер, то есть ваша будущая смена, товарищ Котов. Скажите мне правду. Вы встретились со мной не только ради нового года…
Серов, несколько раз, повторил Эйтингону разработанную на Лубянке легенду. Александр Данилович, человек аскетических привычек, запрещавший себе чувства до победы коммунизма во всем мире, тем не менее, влюбился в Забайкалье в девушку из рабочей семьи. И Серов, и Эйтингон знали историю появления на свет предательницы Князевой, но о таком парню слышать не стоило:
– Как не стоит ему говорить, что у него есть младший брат, по матери, юный Ворон… – усмехнулся Эйтингон, – или что его мать сбежала из СССР, угнав, на пару с мужем, военный самолет. Князева погибла, сражаясь с фашистами, в составе женского авиационного полка. Нечего больше ее обсуждать…
Наум Исаакович постучал сигарой по краю серебряной пепельницы:
– Правительство СССР поручило мне, Саша, поговорить с тобой о твоем покойном деде… – при упоминании правительства парень подтянулся:
– Он в Матвея такой, – ласково подумал Эйтингон, – поколения военных дают о себе знать. Но надеюсь, что характером он пошел в деда по матери. Матвею, все-таки, не хватало самостоятельности, а Горский, что хотел, то и воротил, как говорится… – о покойной Кукушке или ее дочери, об истинном происхождении Горского, парню, тоже, разумеется, не сообщали. Саша, недоуменно, кашлянул:
– Но мой дед, отец папы, происходил из черты оседлости. Он служил солдатом, стал большевиком, и погиб на гражданской войне… – Наум Исаакович взял теплую руку мальчика:
– Именно так. Его сожгли белогвардейцы в паровозной топке, под Волочаевкой… – он привлек парня к себе, – но это был твой дед по матери, Саша. Ты внук Александра Даниловича Горского.
Последний день старого года начался неожиданно ярким солнцем. Ночная метель утихла, оставив на заднем дворе коттеджа пышные, белоснежные сугробы. Снег лежал и на ветвях сосен, окружающих особняк.
Скрипнула дверь, с крыши шале вспорхнула птица. Снежинки посыпались на светлые волосы Саши. Помотав головой, мальчик улыбнулся. Он вышел на крыльцо в одной майке и спортивных штанах, босиком. В дневнике, оставленном на столе, в его спальне, появилась аккуратная запись:
– 31 декабря 1955 года. Отжимания – 100 раз, зарядка – 30 минут. Цитата дня… – дойдя до цитаты, Саша погрыз ручку. Он полистал старую, растрепанную книжку, «Герои революций и войн»:
– Когда товарищ Котов увозил меня из Перми, я оставил брошюру в библиотеке детского дома. На взлетное поле доставили новый экземпляр… – с книгой Саша не расставался до сих пор. В выходных данных значилось, что она написана группой авторов. Вчера, в разговоре с Сашей, товарищ Котов вздохнул:
– В основном, все рассказы пера твоего деда, редактировал сборник тоже он. Александр Данилович много писал. Даже с фронтов гражданской войны он посылал статьи и повести в Москву… – товарищ Котов помолчал:
– Когда твоего деда несправедливо обвинили в шпионаже, его книги изъяли из библиотек. Но здесь… – он погладил картонную обложку, – имя Горского не указано, книге повезло. Александр Данилович вообще был скромным человеком. Он обходился узкой койкой, одной кожаной курткой и обычным пайком красноармейца… – Саша открыл книгу на любимом рассказе, о герое покушения на Александра Второго, Волке. Заскрипела ручка:
– Цитата дня. Коммунист, превыше всего, ставит скромность и воздержанность, в быту и личной жизни… – Саша приписал: «Александр Горский».
Он еще не мог поверить случившемуся. Похлопав по карманам штанов, мальчик вытащил сигарету:
– Вообще плохо курить натощак, но я выпил кофе, с утра… – на первом этаже особняка Саша обнаружил маленькую кухоньку, с электрической плиткой:
– У меня холостяцкие привычки, – объяснил товарищ Котов, – я рано встаю, и не хочу никого беспокоить… – в рефрижераторе нашлась и бутылка молока. Саша затягивался ароматным дымом:
– Товарищ Котов еще спит. Сегодня мы пойдем в баню… – он разглядел у ограды участка деревянную избушку, – потом нас ждет новогодний стол… – вчера коллега отца объяснил Саше, что Горский стал жертвой ошибки:
– Ты, наверное, слышал о ежовских перегибах, о произволе и беззаконии, творившихся в органах до войны… – заметил товарищ Котов. Саша кивнул:
– Да. То есть получается, что Гор… дедушку обвинили в шпионаже задним числом… – с деда Саши снимали все подозрения в работе на западные державы. Имя Горского возвращали улицам, заводам и кораблям, его книги ставили обратно на полки библиотек. Саша вспомнил тихий голос наставника:
– Даже партия может ошибаться, милый. Партия состоит из людей, таких, как мы… – товарищ Котов взял сигару, – но нельзя обижаться на партию, или на страну. Все, что делали твои родители, твои деды, было ради торжества коммунизма и нашей советской родины… – сердце Саши забилось, он облизал пересохшие губы:
– Я тоже, товарищ Котов… – голос мальчика дрожал, – готов отдать все силы, и мою жизнь, ради нашей страны, ради строительства коммунизма… – товарищ Котов погладил его по голове:
– Я знаю, милый, и партия это знает. Ты достойный сын отца, Героя Советского Союза, достойный внук деда, соратника Ленина… – стоя на крыльце, Саша, незаметно, вытер глаза:
– Надо жить так, чтобы мне никогда не стало стыдно перед памятью папы и дедушки, настоящих бойцов мировой революции. Наставником дедушки был сам Волк… – Саша стиснул руку в кулак:
– Моя бабушка умерла в Забайкалье, белые убили дедушку. Мама выросла в детдоме. Она только в юности узнала, что ее отец, Горский.
