источала спокойствие — кольцеобразная форма защищала воды кратера от любого шторма. На перевале вверху нас обдувал ледяной ветер, с внешней стороны острова бушевал неспокойный океан, а внутри кольца оставалась невозмутимая гладь. Это была одна из самых необычных панорам Антарктиды, и после трека мы с Саней долго подкалывали девчонок тем, что только лузеры могли проехать полмира, чтобы потом полениться взобраться на единственную панорамную площадку на пути. Битва экспедиции и гламура не прекращалась ни на секунду.
Пока мы спускались вниз к лодкам, все яркие ощущения постепенно сменились каким-то неприятным привкусом. Я двигался в одном темпе и радовался со всей командой, но ощущал внутри какое-то гнетущее давление, которое не мог себе объяснить.
Я искупался в кратере действующего вулкана, куда давно не могли пробиться даже сами антаркты. Это праздник для каждой станции и каждого судна, и как только наш корабль передаст сообщение диспетчерам, все ринутся к проходу, чтобы испытать наши эмоции. А мы стали самыми удачливыми и первыми. Так куда пропала моя радость? Что меня тревожит? Может, дома с родными что-то не так? С этими мыслями я попрощался с островом Десепшен и вернулся на судно, чтобы отметить с командой важное событие.
В честь большого праздника ресторан угощал всех шампанским за счет компании, гости вырядились в лучшие одежды (естественно, наших никто не переплюнул) и кружились по залу, обмениваясь впечатлениями и фотографиями.
На импровизированной сцене из деревянного ящика стоял Гросс с горящими от радости глазами и от выпитого горючего щеками и рассказывал о том, насколько удачно и сильно растаял лед, чтобы мы сегодня могли праздновать такую уникальную высадку.
— Впервые за двадцать лет навигации судна мы смогли зайти в бухту, чтобы взобраться на вершину скалы Клык. По погоде это был лучший поход за наши многолетние карьеры. Лед еще никогда не таял так быстро и не открывал так много возможностей для экспедиции! За лед!
И тут меня «включило»! Непонятная тревога снова усилилась, хотя я уже поговорил со всеми домашними и знал, что все в порядке. Нет, дело было не во мне и не в окружении. Меня беспокоило что-то большее. С каждым тостом и рассказом о невероятности события в голове складывалась картинка, которой я не ожидал.
Вот я стягиваю с себя майку и наслаждаюсь витамином D под лучами пригревающего солнышка, будто где-то в горах Австрии у горячих чанов.
— За погоду! — слышатся вокруг крики.
Вот бегу в одних плавках к антарктическому озеру, чтобы искупаться, и прыгаю по пояс в воду, будто в зимний пруд за своим домом.
— За исследования!
Вот хлюпаю резиновым сапогом по тонкой корке льда, из-под которого сочится талая водичка.
— За айсберги!
И вот тает огромный ледник, позволяющий нам зайти в кольцо вулканического острова. В первый раз в XXI веке.
— За Антарктиду! — грохает последний аккорд.
Эти картинки кто-то клацает перед моими глазами, и в какой-то момент грани соединяются и пазлик складывается: происходит что-то странное. Это не та Антарктида, о которой я читал в книжках.
За всеми эмоциями от долгожданной экспедиции, дружелюбными пингвинами и непостижимыми формами айсбергов я забыл рассмотреть суть — а почему здесь все так меняется? Где заснеженные станции и трясущиеся от холода смотрители, которых я видел в документальных фильмах «Би-би-си»? Где обледенелые от мороза усы морских котиков? Почему огромная льдина так приветливо распласталась в воде, приглашая нас искупаться в кратере?
Осознание ситуации, о которой долгие годы так тревожно и отчаянно трубили ученые и СМИ, нахлынуло очень быстро. Теперь то глобальное потепление, которым пугали всех жителей остальных континентов, казалось не таким уж незаметным и далеким — оно происходило прямо перед моими глазами. Не то чтобы до этого я жил в розовых очках и не понимал, что планета меняется. Но, наверное, так уж устроен человек, что глубокое осознание приходит только тогда, когда опасность подкрадывается так близко, что четкий контур уже расплывается.
В западных медиа я читал о так называемой климатической точке невозврата, достигнув которой, остановить изменения будет уже невозможно. А что, если в Антарктиде эта точка уже пройдена? Что, если ученые бились головой о лед, но так и не успели достучаться до человечества, бизнеса и политики? Если растают льды Антарктиды, уровень Мирового океана может подняться на 60 метров. Вероятно, этого не увидим ни мы, ни наши дети — но что дальше? Принцип «после меня — хоть потоп», по которому живет большинство людей планеты, обретает новый, более четкий смысл. И опасность.
Внутренняя пустота звенела громче, чем бокалы с игристым в руках у празднующих, и я решил пропустить сегодняшний вечер веселья — не хотелось и было незачем натягивать маску радости, если ощущалось напряжение. Сообщил ребятам о неважном самочувствии, убедился, что вечером они таки зайдут в бар к капитану, и, больше ничего не объясняя, удалился, чтобы побыстрее заснуть в каюте.
Ночь провел беспокойно, постоянно ворочаясь и просыпаясь, отчего утром встал с жесткой кровати все еще не в духе. Я не мог понять, почему команда корабля не осознавала (или просто не хотела об этом думать) истинных причин вчерашнего праздника. Я решил поговорить об этом с самими антарктами, тем более что на сегодня как раз было запланировано посещение главных наземных станций.
Для меня важно было высадиться именно на континенте Антарктида, а не только побывать на островах и архипелагах, и этого дня я особенно ждал. Но не думал, что буду знакомиться с жителями станций в таком мрачном настроении. Ну что ж, как есть. Может, все не так плохо, как я себе вчера нафантазировал.
Первой по курсу была чилийская станция с длинным названием «Президент Эдуард Фрей Монталва» (все говорят сокращенно — «Фрей») — самая развитая и важная научно-исследовательская база Антарктиды. В рамках политики Чили, направленной на включение заявленной территории в остальную часть страны, правительство поощряет семьи жить на станции «Фрей». Первый ребенок родился здесь еще в 1984 году. Теперь тут живут не только военнослужащие, но и учителя, повара, швеи и продавцы — всего около 170 человек. Со стороны чилийская станция очень напоминает деревню: одноэтажные шале кремового цвета с красными крышами, в которых живут семьи, больница, школа, банк, супермаркет, почта, сувенирные лавки… Есть даже часовня и небольшой спортзал, где еженедельно проводят футбольный турнир среди представителей местных станций.
Я понял, почему в первые дни природа Антарктиды настолько ошеломила меня — там практически не было нас, людей. Объехав весь мир, трудно было найти более незаселенное место, чем Белый континент.
