по тонким плечам, — и загадочной…
— А как это, быть загадочной? — не поняла Надежда.
Тётушка Алёна задумчиво вздохнула, накручивая прядь волос на палец.
— Это когда у тебя есть секрет и все вокруг об этом знают, но что именно ты скрываешь, догадаться не могут, — попыталась объяснить тётушка Алёна.
— Тётушка, а я загадочная? — спросила девочка.
— Конечно, Наденька, — говорила женщина своему отражению, сбрызгивая шею духами с манящими нотками. — Ты самая красивая, самая прелестная, самая загадочная. Ты самая, самая. Стоит только вырасти, и все принцы будут твои. Вот увидишь.
Вдруг в дверь постучали.
— Сударь ждёт Вас, — низко поклонился камердинер.
Облаченная в шелк и кружево тётушка Алёна поднялась и выпорхнула из комнаты, предвкушая свой первый императорский бал. Как же она похожа на самую настоящую принцессу, подумала Надежда. Девочка хотела бы быть такой же прекрасной, как тётушка.
Жаль вернулась она не столь блистательно, как выехала за ворота. Отец буквально ворвался в парадные двери, волоча её за руку. Тётушка Алёна упиралась и кричала во весь голос, размазывая по лицу слезы.
Дети, игравшие под лестницей со Снежинкой, уставились на них во все глаза, опустив веревочки, которыми дразнили кошку.
— Ты не имеешь права! — заголосила она, стоило разъяренному брату бросить её на ковер.
— Живо по комнатам! — прикрикнул на детей Андрей Володаровичь и те разлетелись, словно стая испуганный воробьёв.
Снежинка быстро юркнула за кресло, где до прихода хозяина сидела нянюшка, ленно наблюдая за детьми.
— Мы любим друг друга, — не унималась тётушка Алёна.
На лице отца играли желваки. Рыдание сестры распаляли его все больше и больше. Вдруг он одним рывком приблизился к ней и заговорил сквозь зубы, сдерживая горячую ярость:
— Да нас за…
Дальше Надежда не смогла услышать. Нянюшка подхватила её на руки и поспешила в детскую.
После этого вечера отношение тётушки Алёны и некоторых домочадцев ужасно расстроились.
Надежда слышала, как тётушка Варвара говорила сестре, качая головой:
— Какой же грех.
— Ещё твоих моралей мне не хватало, — огрызалась тётушка Алёна.
Надежда никак не могла взять в толк, что же случилось? Вот тётушка Алёна вся такая нарядная, словно редкая бабочка, отправляется на бал, а вот уже рыдает на ковре в холле с подрезанными крыльями. Они сломаны и растоптаны. Вдруг Надежде показалось, что тётушка из молодой прелестной девушки превратилась в удрученную жизнью женщину. И ей так стало её жалко.
— Что с тобой тётушка? — спросила она, найдя ту в очередной раз сидевшую в зелёной гостиной и неотрывно смотрящей в окно.
Тётушка Алёна тяжело вздохнула и ничего не ответила.
— Не выдумывай, — махнул рукой Александр, когда Надежда предложила братьям попросить батюшку выпустить тётушку за ворота, на которые она смотрела дни на пролет, не отрывая глаз. — Батюшка разозлиться и угостит всех розгами.
Остальные покивали, соглашаясь с его словами и только маленькая Верочка была на все согласна, принимая происходящее вокруг неё за игру. Но ни о чем просить батюшку не потребовалось. Тётушка Алена вдруг ожила и расцвела, словно после затяжной зимы наступила желанная весна, хотя за окном ливень сбивал последние листья с деревьев. Но ужасная непогода, что обычно миновала дом Орловых, унесла и этот её порыв.
Надежда думала, что особняк, который она считала нерушимым, падёт, как карточный домик: молнии пронзали чёрные тучи, раскаты грома оглушали, а град, величиной с куриное яйцо, сыпался с неба ломая всё на своем пути.
Как только на небе стали сгущаться тяжелы тёмные клубы, дядюшка Лев повелел всем идти в подвал, куда обычно, кроме него и батюшки никто не спускался. Матушка несла на руках несколько месяцев назад родившегося Константина, нянюшка вела трехгодовалую Верочку, а камердинер Олега, что был на год младше девочки, Александр, как старший брат, держал за руки Надежду и Владимира, тётушка Варвара шептала молитвы, позади шла тётушка Мария, опираясь на руку дядюшки Льва, она со дня на день должна была разрешиться от бремени. Всю процессию замыкали дворовые, по велению хозяйки захватившие только свечи. Отца и тётушки Алёны не было.
Стоило двери закрыться, как грянул гром, и особняк содрогнулся. В подвале, освещаемом несколькими подсвечниками, домашние расселись кто куда, старательно прислушиваясь к происходящему наверху. Но не слышали ничего хорошего. Живые души, укрывшиеся в подвале, полнились непониманием и желанием пережить эту ночь.
Надежда прижималась к коленям матушки. Та пела нежную колыбельную, чтобы успокоить плачущих и напуганных детей. Её голос заглушал звук бьющихся в доме окон и шум бедствия. Надежда впервые была свидетелем такого погодного буйства.
Непогода отступила за несколько минут до рассвета и новый день встретил обитателей Сиреневого Сада солнечными лучами и разрухой: крыша была проломлена, окна перебиты, ковры и мебель испорчены, кустарники в саду поломаны. А также пропала Снежинка. Оказалась, что она ещё днем пыталась поймать рыбу в пруду и утонула. Для маленькой Надежды это стало большим потрясением и матушке пришлось воскресить её, хоть и ненадолго. Дворовые во флигелях не пострадали.
Отец и тётушка Алёна вернулись только к обеду, бледные и промокшие. После этого она вновь заняла свое место у окна, на этот раз в её глазах читалось смирение.
Через много лет, Надежде казалось, что буря, подобная минувшей, разразилась в её душе, когда она поняла, что собственная красота обречена увянуть в этом скрытом от посторонних глаз уголке, как, когда — то увяла красота тётушки Алёны. Когда она провожала братьев сначала в пансионат, затем в университет, то тешила себя надеждами, что и сама минует кованные ворота, когда придет время. Но стоило Фёдору и Ивану сменить поместье в глуши на столичные огни, как желание последовать за ними возобладало над Надеждой.
— Вот глупости, — встрепенулась тётушка Варвара. — Не замужней девушке и в столицу. Вот, — сказала она, сунув ей в руки потрепанный сборник молитв, — усмири свой дух.
— Не буду, — резко ответила Надежда, сбрасывая книгу с колен. — Это даже не наша вера.
Тётушка Варвара потрясенно смотрела на неё.
— Бог покарает тебя, — выдавила она, поднимая сборник с пурпурного ковра, словно он был самым большим сокровищем в её жизни.
— А Вас боги, — непокорно заявила Надежда и была сбита звонкой пощёчиной.
— Как смеешь ты так своевольно отвечать? — холодно спросила Екатерина Бориславовна. — Тебе всегда позволяли слишком много, но возьми во внимание, что почувствовать боль от розги никогда не поздно.
Ослабшие ноги больше не держали девушку, она опустилась обратно в кресло, держась за пульсирующую щеку. Надежда смотрела на матушку влажными глазами, слёзы унижения и обиды одна за другой, словно жемчужинки срывались с его ресниц. Лицо матушки было
