берег и не обнаружили никаких признаков римлян, – произнёс Армогас. – Отряд Дразы не оставлял следов, как ему и было велено, но Брунжо нашёл свежие остатки спрятанного костра недалеко от римского городка. И нет рядом никаких легионов, а за два дня кого-то пригнать римляне просто не успели бы.
– Думаешь, они пошли в город? – спросил Муритта.
– Не похоже на Дразу, – покачал головой сотник.
Новый плот, гружённый пятьюдесятью воинами, оторвался от берега.
– Тогда как это объяснить? – спросил вождь. – Армогас, я всё поставил на кон – если мы потерпим неудачу, то нас сожрут. Гелимер набирается уверенности и скоро бросит мне вызов.
Гелимер – вождь лакрингов, соседнего рода, считающий, что он годится на роль неофициального рикса вандалов. Он тупой, но хороший воин. А туп он потому, что считает, что гунны ничего не заметят. Он хочет просто объединить все вандальские роды под своей властью, но добровольно под него мало кто пойдёт, что означает затягивание объединения, а это означает, что у гуннов будет достаточно времени, чтобы это увидеть и отправить к праотцам всех, кто проявляет непокорство. Нужно неопровержимое свидетельство успеха. Что может быть лучше удачного набега на богатый римский город, чтобы доказать свой успех? Золото и серебро, роскошь римлян – это объединит все роды под рукой того, кто добыл всё это. Это должен быть Муритта, а не тупой Гелимер.
– Я понимаю, – кивнул сотник. – Но говорю тебе, что это не похоже на Дразу. И заблудиться он не мог…
– Как он относится к браге? – поинтересовался вождь.
– Как все: не дурак выпить, но не ставит её выше остального, – пожал плечами Армогас.
– Мы можем полагаться на Брунжо? – спросил Муритта.
– Он хороший разведчик, – ответил сотник. – Но Драза намного лучше.
Вождь не знал, как быть. Два дня они выжидали, что скажет Брунжо, отправленный на тот берег Донава. Десятник сказал, что там не было никого, никаких крупных сил римлян. Но римляне славятся своим коварством и хитростью.
Отец говорил ему, что с римлянами надо держать ухо востро, потому что если тебе кажется, что ты заключил с ними выгодную для себя сделку, знай – тебя в чём-то обманули. Многие считают, что римляне стали слабыми, но Муритта, бывавший в Константинополе, прекрасно осознавал, что они сильны. Сила, сложенная с коварством – это то, благодаря чему римляне владеют немыслимых размеров землёй и производят чудесные товары, кои часто прибывают на этот берег Донава с торговцами.
Спросил бы кто-то: «Почему тогда римляне не могут защитить свои города?» Муритта бы ответил, что гунны сильны, но сейчас заняты междоусобными дрязгами. Просто у римлян эти дрязги идут не первое столетие, но они всё ещё сильны. Сильнее, чем любое племя. Даже сильнее, чем гунны.
Был ли вождь восхищён достижениями римлян? Нет. Он считал, что у них слишком много изнеженных мужчин, слишком много мужеложцев, изобилие женщин, порочащих имена своих отцов, слишком много незаслуженной роскоши, а ещё от них не пахнет ничем, кроме благовоний. И ещё вера у них какая-то неправильная.
Муритта считал, что раз римляне обнажили свои границы, то кто он такой, чтобы не пересечь их?
Назад дороги уже нет. Утром была, но он уже дал приказ на переправу. Раньше надо было думать, а теперь отмена приказа будет воспринята как трусость, а это хуже смерти.
– Спускайте плот, – приказал вождь своим ближникам.
/29 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности города Нова/
– Насчитали тысячи две, – сообщил Ниман Наус, сгоняя со своей лысины приземлившуюся туда муху. – Они ждут беды, поэтому сразу выставили усиленные дозоры.
– И правильно сделали, – усмехнулся Хумул. – Беда таится в лесах…
– Дозоры близко к лагерю? – спросил Эйрих.
– Недалеко, – кивнул бывший охотник. – Легко и тихо порежем их, если погода будет оставаться такой же.
– Переправу уже прекратили? – уточнил Эйрих.
– Прекратили, – кивнул Наус. – Но две тысячи – это всё равно слишком много, чтобы атаковать в лоб.
– Атаковать в лоб придётся, – ответил на это Эйрих. – Но мы будем делать это по-умному, а не как всегда. Аравиг!
К скрытному костру, заставленному со всех сторон плотными щитами из еловых веток, приблизился один из дружинников Эйриха.
– Да, претор? – приложил кулак к груди дружинник.
– Вы всё приготовили? – спросил у него Эйрих.
– Да, претор, – ответил он. – Ветер постоянно дует с юга.
– Хорошо, – кивнул ему Эйрих. – Иди к месту и предупреди всех, я пошлю гонца, когда придёт время.
– Слушаюсь, претор, – снова приложил кулак к груди дружинник.
Солнце ещё не зашло, слишком светло, чтобы начинать, поэтому Эйрих решил, что следует выждать погружения мира в непроглядную тьму. Погода помогала ему сегодня, потому что небо затянуто густыми облаками, окрашенными сейчас практически в фиолетовый цвет. Скоро Солнце погрузится в землю и настанет то, ради чего Эйрих гонял своих воинов днями и ночами.
Ночной бой – это особое искусство, которому нельзя научиться при солнечном свете. Выдающиеся полководцы, одерживающие блистательные победы под Солнцем, зачастую мало что могут под Луной. Темучжин был из тех, кто предпочитает видеть поле боя и потому избегает ночных боёв. Это не значило, что он не умеет сражаться ночью, но также не значило, что он это любит.
«Во тьме очень много непредсказуемого», – подумал Эйрих. – «Но иногда это можно обернуть в свою пользу».
– Альвомир, ты где? – позвал он своего верного подопечного.
– Я здеся, деда, – ответил гигант, вышедший из-за щита из веток.
– Надел броню? – спросил Эйрих, разворачиваясь к нему.
– Да, деда, – подошёл к нему Альвомир.
Броню ему делали долго, потому что заказ Эйриха был нетипичным для готских кузнецов, но зато результат был на загляденье. Вместо обычной кольчуги, использование которой сильно упростило бы эту затею, кузнецы были вынуждены применить толстые стальные пластины, скрепляемые между собой не менее толстыми кольцами. Кое-где пришлось применять кольчужные элементы, но эти элементы были двухслойными и из самого качественного материала. Броня закрывала Альвомира с шеи до ног, а на голову ему надевался толстый каркасный шлем со стальной личиной. Его и до этого было тяжело убить, потому что он сильный и достаточно умелый воин, но в этой броне он был практически неуязвим, ведь даже сапоги ему сделали из сегментов крепкой стали.
В руках Альвомир держал тяжёлую секиру, лезвие которой было надлежаще закалено, чтобы иметь способность разбивать мечи и броню.
Всё это обошлось Эйриху очень дорого, но он не жалел ни об одной затраченной монете.
– Ленты все повязали? – спросил он у Нимана Науса.
– Все, кому дорога голова, – усмехнулся тот.
Красные ленты на правых плечах воинов
