А я уже здесь. И шепчу тебе: доброе утро.
«Солнце проклюнулось в заспанном облаке…»
Солнце проклюнулось в заспанном облаке,
Город заплаканный после дождя.
Я выхожу в диогеновом облике.
Люди прицелами в спину глядят.
Кашляет в небо авто без глушителя,
Громко ковшом экскаватор скрипит.
Как же, ответьте скорей, небожители,
Мне до её появленья дожить.
Мысли о смерти проносятся в воздухе —
Это всего лишь период такой.
Но можно ли нынче подумать об отдыхе,
Если несётся строка за строкой?
Всё запишу, всё отдам без сомнения,
До многоточия, до запятой.
Я не стремлюсь быть непризнанным гением,
Чтобы стихи оставлять напотом.
Сложно с огнём человека разыскивать
Днём, среди следствий унылых причин.
Сложно делиться печалями с близкими,
Чтоб их нечаянно не огорчить.
Вот потому-то молчания долгого
Цепко засела заноза в мозгу.
Чтобы с больной на здоровую голову
Не перекладывать сердца тоску.
Стук в голове – это грохот отбойника,
Что за окном ковыряет асфальт.
Сердце практически как у покойника.
Мозг не желает закончить "гештальт".
Винные сны под осенними крышами,
Нежность, застрявшая в горле комком,
Ты раз пятнадцать, наверное, слышала,
Как я называю себя дураком.
В этом есть шарм самоуничижения
Или реального взгляда на вещи.
Честные слёзы – не унижение.
Есть унижения в мире похлеще.
А ты, как подобие светлого ангела,
Вывела прочь из кромешного ада.
И в сердце больное так сладостно ранила.
Большего мне в этом мире не надо.
Перемешались реальность и вымысел,
Всё что творится во мне и вокруг.
Ты извини, что я всё это выносил
И для тебя это выплеснул вдруг —
Письма всё стерпят, бумага всё выдержит…
Ты приезжай, просто так, без звонка.
Сердце моё к тебе радостно выбежит —
Я его даже спущу с поводка.
«Ветра, пришедшие с востока…»
Ветра, пришедшие с востока,
Несли с собой осколки звёзд.
Я, в ожидании восторга,
Осоловел у "ГосПромТорга"
И не сдержал при этом слёз,
Вдруг накативших от чего-то.
Я даже знаю от чего —
Она прислала своё фото…
Мне ночью снился белый лотос,
Я любовался на него.
И солнце одевалось в зелень,
Журчала тихая вода,
Цикады осторожно пели
И было слышно еле-еле,
Как где-то ходят поезда.
О сны – изящные вериги,
И пробуждение, как плеть.
Я вспомнил старые интриги,
Все непрочитанные книги
И в зеркале увидел Смерть.
И я смотрел тупым бараном
Ей прямо в синие глаза.
Не быть мне кочевым цыганом,
Не пить бальзамов Ханаана
И с опиатов не слезать.
Так думал я, приросший к полу,
И сердце замерло внутри.
Она же вдруг из-под подола
Достала пачку "Циклодола",
Сказала: "Милый, не хандри".
Но я лишь выдохнул и с жаром
Вдохнул, как терпкую смолу,
Её волос копну так жадно,
И, спаленный Её пожаром,
Я вдруг проснулся… на полу.
Умыл лицо под ржавым краном,
Чтоб окончательно прогнать
Сна бесполезную нирвану,
Бодун бальзамов Ханаана
И… начал тихо исчезать,
Влекомый тающим потоком
Её сновидческих идей.
И лишь тогда я понял только,
Что лотос и ветра с востока,
И я… всего лишь снились Ей.
«Я корабль подожгу помоги мне, Господь, керосином…»
Я корабль подожгу помоги мне, Господь, керосином,
Паруса натяну, рулевое сожму колесо.
С журавлём из бумаги письмо отошлю в Хиросиму,
Чтобы сердце моё ты нашла и зарыла в песок.
Чтоб из тысячи тысяч страниц, не написанных мною
Ты давила по капле любовь в небольшой пузырёк,
Понимая, что я взял с собой, уподобившись Ною,
На пылающий борт, не нашедшее пары зверьё.
Там была моя лень, словно тучный, раздувшийся боров,
И зелёною змейкой тоска вокруг шеи свилась,
Лев гордыни моей одиноко показывал норов
И уныния скользкая тварь возле ног улеглась.
Я хватался за образ твой, словно за бритву руками,
Убеждал себя громко, что вовсе не так одинок.
Но корабль догорел и лишь серый, скучающий камень
У японского берега тихо спустился на дно.
Вновь в тумане появится солнце, слегка косоглазо,
И на сакуру брызнет лучом его первая кровь.
Пусть поднимут тогда моё сердце со дна водолазы
И доставят его тебе в ящике с биркой "любовь".
В этот миг залетит к тебе в дом мой журавлик бумажный
И сгорит на столе словно феникс, оставив письмо.
Не пугайся, пожалуйста, это ведь вовсе не страшно.
Вырой ямку в песке, положи в неё камушек мой.
И тогда загудят над твоей головой самолёты,
Небо станет зелёным и тихо земля задрожит.
Всё, что чувствовал я, принесут тебе в бомбах пилоты
И взорвут, наконец, Хиросиму твоей души.
Дорожное
Узлы и развязки железных дорог,
Беседы в буфетах невзрачных вокзалов.
И времени катастрофически мало
И вновь понимаешь, как ты одинок.
А может, сквозь сотни пороков и тщет,
На этих пустых и безумных дорогах
Становишься ближе к понятию Бога
И время тогда исчезает вообще.
Придёт сухопутный корабль на причал,
Взойдёшь на него, успокоишься вроде.
А там по вагону архангелы ходят
