корыта,
Или скалиться кровью на белых зубах,
И гордиться пиелонефритом?..
Расползаются сплетен коренья в земле
И со всей сорняковою силой,
Душат правды ростки, словно шею в петле,
Расчищают места под могилы.
И не нужно им будет здесь почвы иной,
Кроме мёрзлого, мёртвого грунта.
Но настанет момент, и взойдут под луной
Орхидеи кровавого бунта.
«Нет ничего реального…»
Нет ничего реального
Лишь “синева” рассветная…
У павильона печально
Курит свои сигареты.
Здесь контингент отборный,
Не молодой, не старый,
С запахом общей уборной
И музыкой стеклотары.
Фенечки
Природа плетёт из людей презабавные фенечки,
А людям так хочется вить друг из друга верёвочки.
Поэтому ведьмами злыми становятся феечки,
А маги волшебные палочки прячут в коробочки.
Время стремится людей рассовать по тарелочкам —
Нет ни весёлого в этом, ни толики грустного.
Люди для времени словно минутные стрелочки.
На циферблате плясать – это тоже искусство.
А жизнь превращает людей в интереснейших куколок,
Выпустит в мир, поиграет, оттяпает ниточки
И ринется куколка вниз, как гимнаст из-под купола,
А там уже досочки сбиты и камешек выточен.
Вина бы, да только такого, чтоб было полезное
И дыма такого, чтоб кашлем не портил дыхание.
На карте руки блок-посты обозначены лезвием,
А линия жизни отмерит до них расстояние.
Кораблик души поплывёт, завлекаемый нимфами,
На поиск бесценных сокровищ любви человеческой.
Но море сердец обернётся костлявыми рифами
И Сцилла с Харибдой закусят салатом “по-гречески”.
Ты знаешь, мой друг, удивляться здесь вовсе и нечему
Пускай наше счастье тебя не пугает отсрочками.
Природа сплетёт из людей ещё множество фенечек,
Чтоб те, закалённые временем, стали цепочками.
Старший товарищ
Конечно же можно придумать смешней и нелепей,
Да только куда уж смешнее, когда над тобой
Твой старший товарищ с кувалдой, скобою и цепью,
Готовый навеки тебя обручить со столбом.
С позорным столбом, не каким-нибудь там телеграфным.
Таких раритетов повсюду теперь уже нет.
Почётнее только стоять в зоопарке жирафом,
Но должность такую дают лишь за выслугу лет.
И тихо ходили вокруг разномастные твари,
Привыкшее в Боге рассматривать дар подлеца,
Плевали несмело и только мой старший товарищ
С улыбкой грозился остаться со мной до конца.
«Так обостряется чувство реальности…»
Так обостряется чувство реальности,
Что была серой, сумбурной и скомканной,
Лишь появляются скромные радости
Вроде случайных встреч с незнакомками.
Сопровождать её робкими взглядами,
Чтобы она, не дай бог, не заметила,
Думать, мечтать и загадки разгадывать:
Ты её или она тебя встретила.
Но так не бывает, чтоб стало как хочется,
Такое порой только в книгах читается.
Слово, другое и вскоре закончится
Сказка, которая не начинается.
Сердце, которое стонет и ноет
Нужно опять успокаивать молотом,
Чтобы оно, как посудина Ноя,
Где-то застряло меж льдами и холодом.
Если б я Вас не нашёл по случайности
Я бы, наверное, резал газеты,
Чтобы Ваш образ оставшийся в памяти
Перенести в коллажи и портреты.
А если не выйдет, то в диком отчаяньи
Резал бы, резал бездарные пальцы,
Чтобы хоть так сочинить окончание
В сказке, которая не начинается.
Сновиденья о счастье (К тебе)
Сновиденья о счастье под тусклой, неяркою лампой.
И котёнок, на первый снежок наступающий лапкой.
Керосиновый запах росы.
И опавшая плеть виноградной лозы,
Камуфляж почерневших лесов,
И крадущейся жилкой любовь
Наполняет биеньем висок.
На холодных вокзалах плевки и окурки,
Отъезжающий поезд и груз переполненной сумки,
И протяжный гудок, объявивший “пора”,
Запах гари и звон серебра.
Я минутною стрелкой застыл в ожидании звонка,
И раскрывшимся сердцем алеет осенний закат.
А котёнок играет с ним будто бы это клубочек
И закатит куда-то его по пришествии ночи.
Стук вагонных колёс, непроглядная сажа стекла,
Я не стану звонить – ты, похоже, уже прилега.
Об одном попрошу машиниста: чтоб только довёз
Или в город к тебе или просто с моста, под откос.
«Бывает, радость так мимолётна…»
Бывает, радость так мимолётна,
Что память вечно желает хранить
Моменты эти, мечты полотна,
И слов обрывки всекать в гранит.
В моей рутине живёт надежда,
Она же будит меня по утрам.
И я готовлюсь терпеть прилежно
И не страдать от пустячных драм.
Не буду виселицами бредить,
На крюк повесив гитарный шнур.
(Воображаю: вот ты приедешь,
А я весь синий такой вишу).
Да разве можно так безобразно
Лишить себя твоих милых черт.
Тоска стоит со стаканом грязным:
"Извольте пить, гражданин поэт".
А я в отказ и прогнал мерзавку,
Во след рукою отправив крест.
Заботы все отложив до завтра,
Взял сигареты, ушёл в подъезд.
И там я, в качестве манифеста,
Булавкой выскреб на стенке речь:
"Чем реже возможность твоих приездов,
Тем больше радость от этих встреч".
«Гудки поездов разорались, но маленький город…»
Гудки поездов разорались, но маленький город
Израненный рвами траншей так болезненно дремлет.
Парами рассвет разрывая, проносится “скорый”.
Время стояло, время упало на землю.
Солнышку машут руками высотные краны,
Первый мороз на желтеющих травах, как пудра.
Хрупкие сны взмахом век разбивая, ты встанешь,
