о протоколах речь! — горячилась женщина. — Взялись — защищайте. Я, знаете, самому главному напишу, если что. Ночь не спала. Такое безобразие! Вы гарантируете, что в дальнейшем обеспечите безопасность нашей жизни?
Белоусов ответил утвердительно. Пообещал, что сотрудники немедленно приступят к розыску грабителей.
— Спасибо. — Женщина пригладила меховой воротник пальто. — Ухожу. Вот еще что. — Она перешла на доверительный шепот. — Мужчина сейчас войдет, будет на меня жаловаться. Хотел раньше прорваться. Не терплю таких нахалов. Позже меня пришел, а лезет. В общем, вам абсолютно верю.
Посетители шли до обеда. Последним не вошел, а вкатился круглый, как колобок, мужчина, сел на предложенный стул и стал мять в руках шапку. Он никак не мог отдышаться. Часто моргал, лицо его выражало испуг и растерянность. Несколько раз порывался что-то сказать, но только всхлипывал. Наконец дрожащим голосом вымолвил:
— Сугубо лично. Я никуда не пойду и нигде этого больше говорить не буду. — Он приложил к лицу платок, вытер нос, лоб.
— Что случилось? В чем дело?
— О, как бандиты мстят! Меня предупредили. Нож в спину! Перепуганный мужчина заговорил еще тише. — Ужас! Средь бела дня ворвались четверо в квартиру. Издевались над женой. Связали меня. Все в шинелях. С погонами. Убили мою мать — она ударила бандита по лицу. Они стали ее душить, а когда бедняжка упала, ей все равно продолжали стискивать горло. Ах, мерзавцы! Убивают людей без жалости! У нас семья — шесть человек, гости сидели… И тут… Взяли десятка два золотых вещей: кольца, серьги, браслеты, цепочки, портмоне, часы. Столовое серебро. Особенно один запомнился, в форме прапорщика, с георгиевским крестом на шинели. Мне показалось, я его узнал. По голосу. Он изменил внешний вид.
— Вы его опознаете?
— Он был учеником гимназии. А я учитель. Его исключили. Осоков Леонид. Работает официантом в ресторане Слезкина. Пытается ухаживать за моей племянницей, горничной в гостинице, Лизой. Она нам все рассказывает. А мы против этого антихриста. Он знает это и ненавидит нас.
— Идите домой. Считайте, я принял ваше заявление, — сказал Белоусов. — Про Осокова пока никому ни слова. Это особое дело. Мы им займемся.
— Ну-ну. — Все еще скованный страхом посетитель тряхнул головой. Моя фамилия Барыбин, Василий Константинович. Улица Садовая. У железной дороги третий дом.
Он поднялся со стула и, придерживаясь дрожащими руками за стену, неуверенно вышел.
Белоусов пригласил Рябова.
— Снова выходим на Леонида, официанта. Убийца и грабитель.
— Арестуем немедля? — спросил Рябов.
Максим Андреевич пожал плечами:
— Сейчас не время. Чуть позже. А пока установим за ним наблюдение. В общем, так. В новогоднюю ночь ты оцепишь ресторан. Возьмешь с собой человек сорок. С другим отрядом войду я…
Уходя Белоусов подумал: "Что ж, пожалуй, оформление заявлений о всяких грабежах и правда можно поручить кому-либо из подчиненных, а самому начальнику осуществлять, так сказать, общее руководство. Но, с другой стороны, разве сегодняшний прием не дал мне более точное представление о положении дел в городе?"
Встреча друзей
Связной предупредил Николая Кривоносова, что Столицын вернулся с прогулки и вошел к себе в номер. Большие настенные часы показывали около шести вечера. Гостиница в этот час пустовала, к тому же больше половины комнат не были заняты. Нельзя сказать, чтобы Николай не чувствовал опасности. Он был осторожен. В то же время знал: сейчас обстановка сложилась благоприятно. Если бы за ним следили, он бы это понял. По его просьбе горничная Шура пригласила подругу Лизу к себе в хозяйственное помещение. И Николай, беспрепятственно пройдя по длинному коридору, вошел в номер к Тихону. Они обнялись. И хотя времени было у них немного, молодые люди с минуту молча, улыбаясь, разглядывали друг друга.
Наконец Николай начал:
— Приказано передать тебе все, что я собрал за девять дней. Я расшифрован. Это без сомнения. Если тебя увидят со мной, считай — и у тебя все пропало. Садись и слушай. Пока от тебя требуется только это. Я мог бы не встречаться с тобой в гостинице, да не терпелось своего увидеть.
Тихон неодобрительно покачал головой и попытался предостеречь друга:
— Тебе сейчас же следует вернуться в номер, а затем и вовсе покинуть гостиницу. Так передал Белоусов.
Минуту помолчав, Николай горячо продолжал:
— Приказ изменен, дружище. Не хочу быть в стороне. Тем более сейчас. Бандиты вряд ли подозревают, что я в городе. Считают меня на том свете. Затянули в ловушку и на радостях перепились. В избе возник пожар. У меня на глазах многие сгорели. Если кто жив, наверняка считают, что и я сгорел. Спасло чудо. Пожар-то сделал я! Ногой ведро с керосином опрокинул, а на полу пьяный цигарку смолил, ну и вспыхнуло.
— Зачем тебя туда понесло? — не сдержался Тихон.
Николай огрызнулся:
— Поживешь — узнаешь. Рад был любой информации. На мели сидел. Хорошо, что ты приехал. Вдвоем легче работать.
— Ближе к делу, — торопил Столицын.
Но Кривоносов не слушал его:
— Хорошо, что именно ты. Как там наши ребята? Настюша, Витька, Юрка Круглов, Маша? Одичал я. В поисках друзей проверил горничную. И сделал своей помощницей. Шура — золото. Не будь ее — с ума сойти можно. У меня не было другого выхода. Доверился ей. Она сказала, что подслушала разговор швейцара с кем-то про меня: "Он из Москвы приехал, Советам и комиссарам помогать. К нам приставлен. Розыск атамана ведет".
— Это неосторожность, мог бы и не спешить с Шурой, — укоризненно буркнул Тихон, потом согласился: — Хотя, конечно, без связей мы нули.
— Вот именно, — подтвердил Кривоносов и продолжал свой рассказ. Поздно узнал о Леониде. Вот с этим действительно проморгал. Обрадовался, что своего человека в ресторане нашел. Клюнул на его крестьянское происхождение. "Десять детей у матери. Отец за революцию погиб". И так искренне, правдоподобно у него получалось, что я уши развесил.
— Он опаснейший бандит, — подтвердил Тихон. — А ты — к нему в объятия.
— Подожди критиковать. Покрутишься здесь сам — увидишь кузькину мать. Я подольше тебя в угрозыске. Попробуй с ходу пойми, кто здесь свой, кто чужой. На лбу не написано. Швейцар — каналья. Его остерегайся.
— Это я понял. Продолжай. Что еще выяснил?
Кривоносов нахмурился:
— Мне кажется, половина в банде Бьяковского — заблудившиеся в жизни пацаны. Бьяковскому удалось их околпачить, вот они и служат ему.
— Это ясно. Когда банду выловим — разберемся, кто в чем виноват. Говори о деле.
— Многие увлеклись романтикой ночных приключений, — упорно продолжал Николай и застонал, упершись рукой в бок. — Кожа до мяса содрана, надо сменить повязку, — пояснил он.
— Горемыка! Ты знаешь о
