— неземные монстры.
Я дьявол с ангельской улыбкой. Та, что думала обо мне, — заметила меня сегодня. Я едва заметил ее, но стоял на утесе и чувствовал, как она приближается. Она сомневалась — видела сквозь магию всего лишь мгновение и этого мгновения было достаточно. Я все еще не до конца реален, но почти осязаем. Сначала она должна колебаться, а я верить.
Но самое важно, я в ее мыслях.
Если мы похожи, если она хоть немного похожа на других в этой цепи несчастных душ, она будет вспоминать обо мне все чаще. Видеть меня во снах, размышлять и анализировать свои соображения до тех пор, пока не придет. Пока не предстанет передо мной, не коснется меня, не разглядит мое лицо.
Черты мои прекрасны. Ее светлее. У всех тех, кто снаружи, лица всегда такие. Именно так я их вижу, когда смотрю на городок, проклятый, но так и не осознавший этого.
Когда становится особенно ясно, а до недавнего времени я всегда сдерживал туман, я вижу дома. Цвета слоновой кости, красные, темно-фиолетовые и коричневые — они усеивают холмы. Я вижу церкви и их великолепные шпили. Открытые двери. Как закрываются окна.
Люди для меня не больше, чем оркестр, который играет в музыкальных шкатулках.
Просто точки света. Днем я вижу только самые яркие пятнышки — тех, кто проплывает мимо маяка. Но ночью я созерцаю больше. Раньше я смотрел на небо, но теперь только на берег. Все эти души — движущиеся созвездия.
Сегодня вечером они собрались вместе на берегу. Горит костер. Тлеющие угольки поднимаются в воздух. Пытаюсь вспомнить ощущения и мне даже кажется, что чувствую запах дыма. Прекрасное море и костер, поглощенные сгущающимся туманом.
Ничего не могу с этим сделать. Если туман приходит, значит так тому и быть. Мне надоело обуздывать стихию для них. Я наблюдаю, как они кружатся над пляжем. Зависть — я признаю это. Их так много — облако светлячков. Яркие вспышки ослепляют, но они меня не интересуют.
От этого видения у меня болит голова. Проклятыми глазами я вижу только их жизни, длину. Если они долго живут в этом мире, становятся яркими. Те, что меньше, гораздо тусклее. На этом пляже есть несколько человек, которые вполне могут умереть. Скоро так и будет. Я спрашиваю про себя: «Ты мог бы сгинуть в море ради меня?»
Неважно утонут ли они или жизнь унесет грипп. Подерутся или пристрелят кого-то — главное, чтобы нелепая случайность привела их в мои воды, освещенные маяком. Мои владения простираются на двадцать миль во все стороны кроме суши. На берегу они вне моей досягаемости. Так что, если они попадут в воду до того, как испустят последний вздох, будет чудесно. Это самое малое, что они могут для меня сделать.
Я хорошо присматривал за городом. Вел себя достойно. Я сто лет сдерживал туман — щедрость. Много хороших и ясных дней. Я был терпелив. Я мог погубить сотню рыбаков за все это время. Сбивать с пути, топить корабли о скалы, скрывать надвигающиеся бури.
Теперь я понимаю, что Сюзанна утопила столько, сколько смогла, прежде чем поняла, что время и количество предадут ее.
Так что я был настоящим джентльменом. Очищал небо. Никого не убил за сто лет. Я собирал души, но только те, которые приходили случайно, тех, кто сам погибал.
Когда они понадобятся мне, под галереей есть встроенный в стену шкаф. Там много стеклянных банок.
Да, при всей моей наивности, что следует искупить свои грехи на этом острове, я упустил из виду два факта.
Во-первых, моя власть над туманами, а во-вторых, шкаф с банками. Прошло десять лет, прежде чем в гавани затонула лодка. Кувшины звякнули, требуя моего внимания.
Я откупорил одну, и душа залетела туда. Гул наполнил комнату, словно он был удовлетворен. А я тоже ощутил легчайшее умиротворение. Вкус надежды, осознание того, что я смогу освободиться от проклятия, не губя души.
В конце концов, моря ненасытны. Моряки и рыбаки постоянно пропадают в нем. Но не так много, как я считал. Оказалось непросто. До этого лета я собрал еще две души. А летом, наконец, цифра увеличилась до четырех.
Четыре души за сто лет. Я редко использую математику, но подсчитать сумму могу.
Мне потребуется 20 496 лет, чтобы собрать нужное количество.
Дольше, чем ход письменной истории человечества, чем существование человечества. Поэтому — совершенное проклятие. Выполнение условий казалось вполне возможным. Надеялся, что смогу сохранить свою душу и нравственность. Просто оставить все как есть и извлекать пользу.
Но нет — на моей территории не так уж много трагедий.
Даже если бы я решил переступить через себя и научиться наслаждаться убийством невинных, должен быть честен: в «Сломанном Клыке» мало душ. Если я заберу их разом, их семьи покинут мои владения. Никого не окажется рядом. Очень расчетливое и умное проклятие. Двадцать тысяч четыреста девяносто шесть лет.
Прошло всего сто лет, а я уже устал от тишины, магии, подарков, доброты, великодушия, чести и от себя. Вцепившись в перила, думаю, может, перекинуться через них. Ребячество, глупая драма без зрителей, и что еще хуже, это не будет иметь ни малейшего значения.
Лампа скрежещет позади меня, непрерывно вращаясь. Ее жар опаляет — чувствую его. Но мое тело не прерывает свет. Я нематериален.
Души на пляже не подозревают, что я наблюдаю за ними. Желаю их. Замышляю что-то против них. Невежественные, все до единого — они танцуют, колеблются. Они достаточно далеко, поэтому я не могу наслаждаться их музыкой или подслушивать разговоры.
Сейчас я ненавижу их больше всего на свете. И я безмерно счастлив, что она думает обо мне. Мне не потребовалось много времени, чтобы передумать. Совершить то, чего я поклялся никогда не реализовывать. Всего сто, но это ерунда перед перспективой провести еще двадцать тысяч четыреста девяносто шесть лет?
Глава 7
Уилла
Звук вечеринки настиг меня раньше, чем я дошла. Музыка разносилась вдоль пляжа, люди смеялись. Кто-то подбросил в костер еще одно полено и искры взметнулись в небо. Пепел относило к воде, а затем он исчезал в темноте.
За волнами в тумане виднелся Джексон-рок. Не было видно даже силуэта маяка, лишь луч света пробивался сквозь завесу. Сосны казались мазками, выступающими из тумана; утесы, возвышались из пустоты.
Прозвучавший сигнал маяка промчался сквозь темноту и дымку. Как будто живой, он мог провести меня по световому мосту к тайнам острова. Портовые колокола зазвонили, как церковные в
