— брови мистера Пейтона взлетают выше, и он вынимает из папки лист, заполненный черно-белыми мелкими цифрами.
Лист этот передают мне, и я уже привычно выхватываю свое имя и серийный номер в его шапке. Моя свежая кредитная сводка, полученная этим утром.
И там изменения, лист заполнен ровными строчками — но не погашения кредита, а его увеличения. Одно большое списание и целый скоп мелких.
От цифры в графе “кредитная задолженность” у меня земля под ногами плывет. Если мои “достижения” в смертной жизни я могла отработать года за три усердной работы — ну, за четыре — если брать в расчет взыскания мистера Пейтона — на отработку вот этого вот мне может потребоваться одна маленькая вечность. И, возможно, еще одна, чуть поменьше…
— Что это такое… — я остаюсь стоять только по одной простой причине, мне попросту не хочется садиться на пол. Но ноги ватные и держат меня с трудом.
— Это цена вашего “подвига”, Агата, — устало откликается Артур, видимо, окончательно заколебавшись со мной разговаривать. — К слову, должен вам сказать — это всего лишь некая часть кредита Хартмана. Даже не четверть. Но теперь она ваша, и отрабатывать ее вам.
— А мелкие списания? — я на самом деле поражаюсь тому, насколько дотошно выясняю информацию. Потому что мне-то кажется, что мой рассудок в коме, а нет, подсознание работает, разрешает для себя все вопросы.
— Мелкие? — мистер Пейтон недовольно кривит губы. — Ну разве что в сравнении. Каждое “мелкое” списание — это грех Хартмана после его побега. Вам теперь полагается нести за них ответственность.
— Их основная масса приходится на время сразу после освобождения, — отстраненно замечаю я.
Все списания идут плотным массивом строчек, это, видимо, время “прорыва” Генри через оцепление Святой Стражи. А потом — два совсем мелких списания и все. Восемь часов новых минусовых списаний по моему кредиту не было.
— Побега, Агата, побега. Называйте вещи своими именами, — раздраженно замечает Артур. — Да, после того, как он добрался до измерения смертных, было несколько мелких списаний, потом он затих, он знает, что мы можем отследить его по адресам из кредитной сводки.
— Но это же хорошо, что он не грешит, — у Артура в глазах что-то полыхает, а вот мне уже не страшно. Все, что он мог сделать, он уже сделал.
— Агата, вы ведь не понимаете, почему мы развели такую суету, да? — мистер Пейтон опасно щурится. — Не понимаете, почему я сегодня вышел в рейд, почему увеличили количество патрулей и дежурств в мире смертных, так?
Я пожимаю плечами. Мне сложно понять, на самом деле. Я не понимаю, почему мистер Пейтон игнорирует директиву про “достойного веры”.
— Агата, — Артур закатывает глаза, — я, конечно, знал, что вы звезд с неба не хватаете, но чтобы настолько не понимать, что происходит… Вы же видите отрицательную динамику по своему счету, так?
Я киваю, потому что с этим сложно поспорить. Вижу, конечно, не слепая же.
— Хартман из меченых тройной звездой, — тоном, которым обычно все разъясняют конченым идиоткам, поясняет Артур, — а это значит, Агата, что он уже получил высшую меру наказания. И вы теперь с ним связаны. Ему нужно совсем немного до следующего класса опасности. До четвертого кольца. А что бывает с демонами опаснее, чем “исчадие ада”, вы знаете?
— Их отправляют в ад, — ровно отвечаю я, пытаясь понять, к чему он ведет.
— Да, отправляют, — Артур резко кивает. — Вот только в наших условиях задачи, если Хартман получит-таки новый класс опасности, Агата, вы отправитесь в ад вместе с ним.
Вечер прекрасных новостей, ничего не скажешь.
— Но я же не демон, — оглушенно произношу я, ощущая, как земля под ногами шатается все сильнее. Будто сейчас провалится пол и исполнится моя тайная мечта — я провалюсь сквозь пол, прочь с глаз мистера Пейтона. Можно сразу в ад, чего откладывать-то?
— Вы освободили Хартмана, — невесело замечает Артур, — вы теперь несете ответственность за каждого пострадавшего от его рук.
Черт побери, почему не выдают подробной инструкции к таким случаям, а? Типа вот что будет, если вы помолитесь за демона. Хотя… Не факт, что я вчера к этому бы прислушалась. Я глотнула наказания Генри, глотнула столько боли, что едва ею не захлебнулась, и потому… Потому я и хотела, чтобы ему стало легче. Ничего тут не сделаешь.
Ну… Ему легче. И вчера я была готова нести за это желание ответственность. Значит, нужно нести ее, следовать своему стремлению до конца. Правда, все еще непонятно, почему нет никакой инструкции к тому, как это все работает. Я что, единственная такая идиотка, которая вдруг решила помолиться за демона?
— Мы пытаемся этого не допустить, Агата, — устало и будто слегка утешающе произносит мистер Пейтон, — мы работаем над тем, чтобы поймать его до того, как он догрешится до восьмого класса. Тогда его просто вернут на поле, ну а вам… Вам придется отрабатывать свою привычку игнорировать предписания, но это то меньшее, чем вы можете отделаться.
— Вы беспокоитесь обо мне? — с недоумением переспрашиваю я, заслышав какие-то новые интонации в голосе мистера Пейтона. — Обо мне?
— Ну разумеется, — тоном “ну это же очевидно” отвечает Артур. — Агата, мы боремся за каждую душу, которая еще не сдалась. Вы не демон, вы…
Он запинается, потому что его корректность и предельная жесткость явно сейчас столкнулись в нешуточной битве.
— Дура? — я облегчаю страдания бывшего босса, и он кивает, явно испытывая удовольствие от того, что ему не пришлось произносить это вслух.
— Но глупость не самый страшный грех, — продолжает Артур невозмутимо, — и в конце концов, мы понимаем, что поддаться влиянию демона может абсолютно любой. Не повезло вам, но в ад вас отправлять за это нам резона нет.
Лестно-то как, черт возьми.
И вот за что это все? За одну молитву?
— Я могу идти? — еле выговариваю я непослушными губами.
— Конечно, мисс Виндроуз, идите, — милостиво кивает мне мистер Пейтон. Видимо, оказанный его словами эффект найден моим бывшим боссом более чем достаточным.
Уже в дверях кабинета Артура я сталкиваюсь с высокой блондинкой, вьющиеся волосы которой обстрижены чуть ниже затылка. И она, лишь мельком глянув на меня, брезгливо кривится. Серафим. Не меньше. С ярко проявляющейся “аллергией
