вывел Амину на прогулку, все жетоны звенели и бренчали, словно ехали сани с бубенцами.
Но в тот же вечер пришёл к Трутине хозяин того дома, где он жил, и сказал:
— Пан Трутина, мне ваша собака что-то не нравится! Я, правда, в собаках не разбираюсь, но люди говорят, что это дракон, а драконов я в своём доме не потерплю!
— Пан хозяин, — сказал Трутина, — ведь Амина никого не трогает!
— Это меня не касается! — сказал домовладелец. — В приличных домах драконов не держат, и точка! Если вы эту собаку не выкинете, то с первого числа потрудитесь освободить квартиру! Я вас предупредил, а за сим честь имею кланяться!
И он захлопнул за собой дверь.
— Видишь, Амина, — заплакал Трутина, — ещё и из дому нас выгоняют! Но я тебя всё равно не отдам!
Дракон тихонько подошёл к нему, и глаза его так чудесно сияли, что Трутина совсем растрогался.
— Ну, ну, старина, — сказал он, — знаешь ведь, что я тебя люблю!
На другой день, глубоко озабоченный, пошёл он на работу (он служил в каком-то банке писцом). И вдруг его вызвал к себе начальник.
— Пан Трутина, — сказал начальник, — меня не интересуют ваши личные дела, но до меня дошли странные слухи, будто вы держите у себя дракона! Подумать только! Никто из ваших начальников не держит драконов! Это мог бы себе позволить разве какой-нибудь король или султан, а уж никак не простой служащий! Вы, пан Трутина, живёте явно не по средствам! Либо вы избавитесь от этого дракона, либо я с первого числа избавлюсь от вас!
— Пан начальник, — сказал Трутина тихо, но твёрдо, — я Амину никому не отдам!
И пошёл домой такой грустный, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Сел он дома на стул, ни жив ни мёртв от горя, и из глаз его потекли слёзы. И вдруг он почувствовал, что дракон положил ему голову на колени. Сквозь слёзы он ничего не видел, а только гладил дракона по головам и шептал:
— Не бойся, Амина, я тебя не оставлю.
И вдруг показалось ему, что голова Амины стала мягкой и кудрявой. Вытер он слёзы, поглядел — а перед ним вместо дракона стоит на коленях прекрасная девушка и нежно смотрит ему в глаза.
— Батюшки! — закричал Трутина. — А где же Амина?!
— Я принцесса Амина, — отвечала красавица. — До этой минуты я была драконом — меня превратили в дракона, потому что я была гордая и злая. Но уж теперь я буду кроткой, как овечка!
— Да будет так! — раздался чей-то голос. В дверях стоял волшебник Боско.
— Вы освободили её, пан Трутина, — сказал он. — Любовь всегда освобождает людей и животных от злых чар.
Вот как здорово получилось, правда, ребята? А отец этой девушки просит вас немедленно приехать в его царство и занять его трон. Так что живей, а то как бы нам на поезд не опоздать!
*
— Вот и конец истории с драконом с Войтешской улицы, — закончил Ходера. — Если не верите, спросите у Поура.
БОЛЬШАЯ ДОКТОРСКАЯ СКАЗКА
Много уже воды утекло с той поры, как на горе Гейшовине занимался своим волшебным ремеслом волшебник Магиаш. Как вы знаете, волшебники бывают добрые — их зовут чародеями или кудесниками, и злые — их называют колдунами, а то и чернокнижниками. Магиаш был, как бы это вам сказать, ни то ни сё. Порой он бывал такой добрый, что совсем не колдовал, а иногда колдовал так страшно, что гром гремел и молния сверкала; иногда ему вдруг взбредало в голову послать на землю дождь из камней, а однажды наслал он даже дождь из маленьких лягушат.
Словом, что ни говори, а такой волшебник — не слишком приятное соседство, и даже те, кто клялся и божился, что ни в каких волшебников не верит, старались объезжать Гейшовину подальше. Хоть они и уверяли, что дают крюк только потому, что там дорога больно круто в гору идёт, но это одни отговорки. Неохота им было честно сознаться, что боятся Магиаша!
Так вот, однажды этот самый Магиаш сидел у входа в свою пещеру и ел чернослив — большие иссиня-чёрные, покрытые красноватым налётом сливы. В это время его подмастерье, конопатый Винцек Некличек из Зличка, помешивал кипевшее на огне волшебное варево из смолы, серы, валерианы, мандрагоры, змеиного корня, полыни, репьёв, бабьего гнева и чёртова корня, имбиря, козьих орешков, осиных жал, адского камня, крысиных усов, лапок кикиморы, трын-травы и других тому подобных чародейских зелий, трав и кореньев. А Магиаш только поглядывал, как у конопатого Винцека идёт работа, а сам ел сливы.
Но, видно, бедняга Винцек забыл, что варево надо мешать, отвлёкся или ещё что, только снадобье у него в котле убежало, выкипело, пригорело, подгорело, и повалил от него ужасный смрад.
«Ах ты, растяпа несчастный!» — хотел крикнуть Магиаш, но в спешке он, видно, не из того горла крикнул или слива не в то горло попала, — словом, проглотил Магиаш сливу прямо с косточкой, и косточка та застряла у него в глотке, да так, что ни туда и ни сюда. Успел Магиаш только выпалить: «Ах ты, рас…» — и всё тут, больше он не мог издать ни звука. Он только хрипел и шипел, как шипит пар в кипящем котелке; лицо у него налилось кровью, он махал руками и захлёбывался, а косточка ни с места — до того крепко и надёжно засела она у него в глотке.
Как только Винцек это увидел, он ужасно испугался, как бы его хозяин Магиаш не задохнулся, и сказал:
— Пан шеф, подождите, я сейчас слетаю в Гроново за доктором.
И тут же помчался с Гейшовины вниз. Да ещё как помчался-то! Жаль, что некому там было засечь время. Это был бы наверняка мировой рекорд в беге на длинные дистанции.
Когда Винцек прибежал в Гронов, к доктору, он не мог сначала и дух перевести, но, немного отдышавшись, затараторил:
— Пан доктор, скорей, как можно скорей, мигом нужно идти к пану волшебнику Магиашу, а то он задохнётся!.. Ах ты