— Готовьте орудия к бою, — бросил он своим офицерам. — Именем Императора, готовьте.
Орудия молчали уже десять часов. Ортиз надеялся, что теперь ему больше не придется приказывать им стрелять. По линии горизонта разливался утренний свет. Из долины и с позиций Аристократов доносились звуки продолжающегося празднества.
К Ортизу подбежал Доранз и потряс его за плечо.
— Смотрите, сэр! — зачастил он. — Смотрите!
Из долины на Тракт Метиса выходили люди. Усталые, измученные, покрытые грязью, они медленно двигались, унося на своих плечах убитых и раненых. Их нестройная колонна растворялась в утреннем тумане.
— Во имя всего святого… — прошептал Ортиз.
Вокруг него шокированные экипажи «Василисков»
покидали свои посты, бросались на помощь израненным солдатам, поддерживали уставших или просто застывали, не веря своим глазам.
Ортиз направился к ним. Он увидел, как из тумана медленно появился высокий силуэт человека в изорванном плаще. Ибрам Гаунт поддерживал едва идущего молодого Призрака, чья голова превратилась в кровавую мешанину бинтов.
Комиссар остановился перед Ортизом и позволил санитарам забрать раненого гвардейца.
— Я хочу… — начал было полковник.
Кулак Гаунта прервал его речь.
— Он уже здесь, — с беззаботной улыбкой произнес Жильбер.
— Пропустить. — Штурм встал из-за стола, расправив китель.
Полковник-комиссар Ибрам Гаунт вошел в кабинет. Он остановился, мрачно оглядев Штурма и его адъютанта.
— Гаунт! Вы открыли путь Вольпонским Королевским полкам. Прекрасно! До меня дошли слухи, что Чантар застрелился из мелтаружья. — Генерал сделал паузу, между делом похлопав по инфопланшету на столе. — Но вот случай с этим, как его…
— Ортега, сэр, — подсказал Жильбер.
— Ортиз, — поправил его Гаунт.
— Да, кетзокский малый. Ударить офицера своей армии… Расстрельное дело, и вы должны это знать, Гаунт. Я не потерплю подобных инцидентов, только не в моих войсках. Нет, сэр.
Гаунт сделал глубокий вдох.
— Несмотря на то что артиллерийские части были проинформированы о наших позициях и путях отхода, они накрыли восточный край долины Бокор огнем и продолжали обстрел в течение шести часов. Я знаю, что это принято называть «дружественным огнем». Но я могу уверенно сказать вам: когда ты под огнем артиллерии, а из укрытия у тебя только пыль да мелкие кусты, этот огонь не кажется таким «дружественным». У меня почти триста убитых и еще две сотни раненых. Среди погибших был сержант Клугган, возглавлявший второй ударный отряд, который фактически и выиграл для нас это сражение.
— Действительно прискорбный факт, — признал Штурм. — Но это война, и вам следует научиться принимать подобные инциденты как должное.— Генерал отбросил в сторону инфопланшет. — Что же до этого дела с дракой, то это вопрос порядка командования. Здесь мои руки связаны. Готовьтесь к полевому трибуналу.
Гаунт не мигая смотрел на него.
— Что ж, если вы собираетесь меня расстрелять, тогда удачи вам в этом. Я ударил Ортиза в состоянии аффекта. Сейчас я осознаю, что он, вероятно, выполнял приказ. Чей-то абсолютно идиотский приказ из штаба.
— Послушай-ка, ты, зазнавшийся… — начал было Жильбер, подавшись вперед.
— Хочешь на своей шкуре ощутить, что произошло с Ортизом? — ядовито спросил Гаунт рослого офицера.
— Замолчите, оба! — прикрикнул Штурм. — Комиссар Гаунт… полковник-комиссар… Я очень серьезно воспринимаю свои обязанности. И в эти обязанности входит строгое и беспрекословное соблюдение дисциплины и приказов военмейстера Макарота, а значит, и самого Императора. Имперская Гвардия зиждется на столпах таких принципов, как уважение, власть, непоколебимая верность и полное подчинение. Любое нарушение, даже со стороны офицера вашего ранга… Это еще что за шум?!
Генерал подошел к окну. То, что он увидел, заставило его застыть в ужасе. «Василиск», тянущий на гусеницах остатки ворот, на всей скорости двигался по двору, разгоняя встречных Аристократов и декоративных петухов. Остановился он на газоне под окнами, раздавив при этом в брызгах воды и каменной крошки лепной фонтан.
Могучий человек в форме полковника Змиев спрыгнул с брони и направился к парадному входу. Его лицо, левая половина которого опухла от синяков, застыло в злобной гримасе. Послышались крики, топот ног на лестнице. Затем — еще один хлопок двери.
Черед мгновение в кабинет вошел порученец и передал Штурму инфопланшет.
— Полковник Ортиз только что составил рапорт об инциденте. Он настаивает на том, чтобы вы немедленно с ним ознакомились.
Жильбер выхватил планшет и спешно прочитал.
— Судя по всему, майор Ортиз хочет уточнить, что пострадал по случайности от отдачи собственного орудия во время последнего артобстрела. — Жильбер посмотрел на генерала и нервно хохотнул. — Это значит…
— Я знаю, что это значит, — отрезал Штурм.
Он с ненавистью посмотрел на Гаунта, и комиссар, не мигая, ответил ему подобным же взглядом.
— Думаю, вам следует знать, — негромко, но угрожающе сказал Гаунт. — Здесь, в беззаконье зоны боевых действий, легко может произойти жестокое убийство. И среди неразберихи войны никто его даже не заметит. Полагаю, вам лучше обдумать это, сэр.
На несколько секунд Штурм потерял дар речи. Когда он вспомнил, что нужно бы отослать Гаунта, комиссар уже покинул его кабинет.
— Феса ради, сыграй уже что-нибудь веселое, — подал голос со своей койки Корбек, разминая забинтованную руку. Его все еще преследовали фантомные боли в отсутствующем пальце. Так и должно быть, думал он.
На койке под ним Майло сжал мешок волынки, и из трубок вырвался пронзительный, тоскливый стон. Его эхо заметалось по огромному грузовому трюму древнего транспортного корабля, где была расквартирована тысяча танитских гвардейцев. Мрачный ритм варп-двигателей странно сочетался с печальным воем волынки.
— Как насчет… «Марша Юэна Файрлоу»? — спросил Майло.
Корбек улыбнулся, вспоминая старый танец и те ночи, когда он слышал его в тавернах Танит Магны.
— Это было бы весьма неплохо, — откликнулся он.
Энергичная мелодия, лишь начавшись, сейчас же закружилась по железной сетке палубы, между многоярусных коек, сложенной экипировки и маскировочных плащей. Поплыла среди солдат, выпивавших или игравших в карты. Коснулась спящих на койках гвардейцев. И тех, кто не мог заснуть, тайком глядя на фотокарточки навеки потерянных жен и детей, тщетно пытаясь сдержать слезы.
Наслаждавшийся старой мелодией Корбек выглянул со своей койки и тут же услышал приближающиеся по палубе шаги. Он немедленно вскочил, увидев Гаунта. Комиссар был одет так же, как тогда, когда полковник впервые увидел его пятьдесят дней назад: форменные брюки на кожаных подтяжках, рубашка без рукавов и сапоги.
