Разговаривая, мы вышли из резиденции и, миновав узкий проход между ней и соседним зданием, оказались на краю так заинтересовавшей меня огромной площади. Кроме меня и Сама, рядом барражировала тройка его то ли матросов, то ли телохранителей. Последние, впрочем, держались несколько в стороне, и при определенном навыке можно было научиться не замечать их совсем.
Я подошел к краю плиты, накрывавшей основное пространство – монолитное сооружение светлого цвета, когда-то, возможно, белое, теперь грязновато-желтое, не имело ни малейших намеков на то, что это может быть составной объект. Крутой ступенькой оно уходило глубоко под почву – вероятно, в древности возвышаясь над окружающим пространством, теперь, как и все, что окружено живыми людьми, оно медленно погружалось под культурный слой окружающего города.
Пока я рассматривал край плиты, Сам вышел на площадь и теперь стоял, ожидая, когда я удовлетворю свое любопытство. Я заметил его взгляд и шагнул следом.
Помню, давно, еще на Земле, я как-то настолько увлекся сообщениями в телефоне, спеша одновременно куда-то, что налетел на фонарный столб, испытав неприятный шок от столкновения с жестокой железной реальностью. Мои ощущения сейчас оказались удивительно похожи – шагнув на плиту, я словно налетел на целый лес угловатых столбов. Разум рефлекторно попытался отклонить ближайшие – они поддались, но еле заметно, словно я пытался руками оттолкнуть настоящие уличные столбы, а не виртуальные ощущения. Как бы там ни было, но за краткие секунды пребывания на плите я схватил такую дозу тени, которую удержать не было никакой возможности. Выпрыгнув, почти вывалившись на окружающую почву, я в полубессознательном состоянии оглянулся, ища, куда сбросить мучивший меня жар. Совсем рядом была каменная стена резиденции и я, стараясь держаться из последних сил, нетвердо зашагал к ней. Десять шагов – я их помню каждый. Дойдя до стены, я уткнулся в нее лбом, жаждая прохлады для измученного мозга, и начал потихоньку, насколько это вообще было возможным, сбрасывать энергию на камень. Когда неожиданно голова отдернулась от раскаленной стены, я остановился, но энергии почти не убавилось. Рядом что-то гудел подскочивший Сам. Какой-то охранник пытался взять меня под руку. Оттолкнув его, я огляделся в отчаянии – куда деть такую прорву энергии? Я же сейчас могу спалить тут кучу народа, даже не заметив этого!
Плита – огромная безразмерная каменная хреновина! Она проглотит все и даже не нагреется! Ну разве что чуть-чуть. Что-то опять прогудел Сам, охранник исчез, я прошел бесконечные десять шагов назад и, упав на колени, удерживая плотину из последних сил, стал сбрасывать безумный жар на плиту. Я собирался делать это потихоньку, так, чтобы энергия успела распределиться на возможно большую массу, но неожиданно плита, как мне показалось, высосала все, что мучало меня, одним длинным жадным глотком, сопротивляться которому я был не в состоянии.
Сразу же стало хорошо. Я выпрямился на коленях, оторвал руки от края плиты, наслаждаясь тихой прохладой и, как мне казалось, воцарившейся тишиной. Понемногу сквозь слой блаженного молчания протиснулись голоса людей не площади, встревоженные вопросы Сама и затем тут же, едва я успел прийти в себя, гулкий низкий удар чудовищного колокола.
Я завертел головой – это не у меня в мозгу? Рядом, выпрямившись, замер Сам, я огляделся – люди, все, кого я мог видеть на огромном круге, замерли с потрясенными и удивленными лицами. Встав, я тронул отца моей скелле за рукав:
– Сам? Это так должно быть?
Тот с вытянувшимся от изумления лицом повернулся ко мне:
– Что?
– Колокол. Он раньше звонил?
– Колокол? Это колокол? – Сам понемногу возвращался в реальность. – Нет, никогда. – Он пристально всмотрелся в меня: – Это ты сделал?
Я пожал плечами:
– Ну, может быть.
В этот момент площадь уже ожила, люди загомонили, настороженно обсуждая происшествие, я еще раз оглянулся и застыл, буквально напоровшись взглядом на тройку скелле, без сомнений, уставившуюся на меня. Я хотел обернуться к Саму, предупредить его, но старшая из них неожиданно сделала какой-то странный знак, ее сопровождающие – две скелле помоложе, повторили его, и троица быстро скрылась в толпе.
Я осмотрелся. Наши охранники застыли в отдалении – один в проходе позади, ведущем к дому, еще один справа в отдалении, последний пристально разглядывал площадь за спиной Сама. Сам выглядел каким-то потерянным, он то потирал лицо руками, чего я раньше за ним не замечал, то разглядывал меня, как будто решая, что со мной делать, то смущенно отводил взгляд.
– Что происходит, Сам? Я тебя не узнаю.
– Это ты мне скажи.
– Все, что я тебе могу сказать, это то, что на площадь мне лучше до поры не выходить – во избежание неожиданных последствий, так сказать.
Сам мялся, не двигаясь с места, я озирался, приходя в себя, люди на площади понемногу задвигались – кто-то уходил, из проулков появлялись новые любопытные, они пытались что-то разузнать, им отвечали. Кажется, моего поведения никто, кроме скелле, не заметил.
– Илия, – Сам смотрел в упор, придвинувшись ко мне, и говорил каким-то тихим задушенным голосом, – пообещай мне, что пока мы не найдем моего внука, твоего сына, ты не полезешь в храм.
В этот момент он был настолько непохож на того, кого я уже давно знал, что я немного испугался – испугаешься тут, когда слышишь просительные интонации от главы одной из старейших аристократических семей континента. Я открыл рот, чтобы пообещать, и тут до меня дошло – я стоял на краю ответа! Еще шаг, и многие загадки смогут проясниться, откроются новые дороги, многое станет другим. Я ведь могу прямо сейчас запустить эту древнюю штуку – по крайней мере попробовать. И именно этого, точнее, последствий этого, боится этот гордый аристократ.
– Сам, почему ты думаешь, что, запустив храм, я прекращу поиски ребенка? Кстати, отчего ты решил, что это мальчик?
Тот смутился еще больше, чего я уже не мог вынести:
– Сам, говори! Меня уже трясти начинает от твоего вида!
– Илия, мы не знаем, что произойдет, но я уверен, что последствия этого затмят жалкое происшествие в нашей семье. Что значит судьба ребенка, о котором мы даже не знаем, мальчик он или девочка, по сравнению с голосом богов. По легенде удар колокола всегда предвещал общение жреца с богами. Это может быть очень важно, может быть, это вернет старый мир, может быть, породит новый, но для меня нет ничего важнее моей семьи. По мне, так пусть горят все эти боги, если страдает мой внук. – Он опустил глаза: – Или внучка.
Я посмотрел на площадь за спиной Сама, на возбужденную публику, смело гуляющую по древней плите храма. Всего несколько шагов. Мы же все равно собираемся дожидаться здесь ответов от информаторов. Быть может, именно удача здесь поможет спасти ребенка! Если он есть на самом деле! Я обогнул ссутулившегося Сама и подошел к краю плиты, провел рукой над ней и ничего не почувствовал. Подойдя вплотную, я почти всунул свою голову внутрь ее периметра и ощутил тени – могучие тени! Там, где я стоял, они не касались меня, но даже их присутствие разогревало – я чувствовал, как теплели ноги, знакомо запылало лицо и перехватило зноем дыхание. Я отшатнулся.
