— Не дразни меня, Вейя, или нарочно позлить хочешь? Что видела ты — это пустое всё, — голос его звучал низко, так, рокотал, гулом раскатывался по воздуху.
— Пустое или нет — мне это без надобности, сам разбирайся с Люб... — Вейя запнулась тревожно, покосившись на дверь.
— Я у князя буду о тебе просить и от своего не отступлюсь, — осмотрел жадно, глазами пожирая.
Сердце забилось в горле Вейи часто, уйти хотела, да будто одеревенела вся, смотрела на Далебора в изумлении, не верила ни одному ему слову, да и как можно доверять? Развернулась, спеша назад вернуться, чувствуя, как натянулась, словно кожа на бубен, тишина и вот-вот треснет. Но Далебор не дал уйти, подхватил под локоть, останавливая, Вейя вскинула подбородок, пронизывая сотника твёрдым взглядом — много себе позволяет он, и закричать бы, да никто её не услышит — разносились из горницы басистые голоса да всплески хохота, но она и не хотела, чтобы застал её кто тут с сотником.
— Я не хочу с тобой, — всё же огрызнулась Вейя.
Внутри так и колотилось всё от нараставшего волнения. Далебор всё не так понял, видимо, но только какой разговор может быть, когда он пьян?
— Да не уж-то? — хмыкнул Далебор, будто смысл слов Вейи ему только открылся.
Нависая горой высокой, спустил руку по спине — жаркой тяжестью легла она на пояснице, прижимая Вейю к себе тесно. И не успела Вейя понять ничего, как сотник сковал, будто вылитыми из железа пальцами, подбородок, вжимая их с силой, опуская взгляд на губы Вейи, подался резко вперёд, набросился на них, словно голодный пёс на кость, впился до боли, сминая губы.
У Вейи от неожиданности дыхание перехватило, а следом на неё будто кипящее масло вылили, обдавая жаром с ног до головы, смесь чувств — стыда, гнева — пронеслась вихрем. Она дёрнулась, вырываясь яростно, да не сильно получилось — Далебор стиснул сильнее, пытаясь разомкнуть губы языком. Вейя почувствовала чуть кисло-сладкий вкус медовухи и жёсткое скольжение его губ. Далебор издав какое-то рычание утробное, грубо обхвати затылок, вжимаясь в губы ещё теснее, вгрызаясь поцелуем, и сотник всё же язык протиснул, завладевая ртом Вейи полностью. Страх встрепенулся брызгами острых осколков в груди, горло сковав — не выпустит её. Вейя сопротивлялась, выкручиваясь из хватки, да только в ответ Далебор кусал её губы, сильнее стискивая плечи, сжимая в кулак на затылке волосы, тянул больно. Вейя вся обратилась к двери к мужам, что шумели сейчас за столом, да жёсткие губы и язык не позволяли и шелохнуться. Вейя всхлипнула, понимая, что сотник утащит её сейчас. Но Далебор, напротив, резко выпустил, грубо от себя отпихнул, Вейя едва не упала, схватившись — случайно — за рубаху сотника, та треснула, натянувшись на спине Далебора. Сотник перехватил её запястье, сжимая до красных следов на коже.
— Захочешь, — зло усмехнулся он, и Вейя ощутила, как его трясёт всего, будто в лихорадке, и как дико пышет жаром вздымавшееся в тяжёлом вздохе тело. — Захочешь со мной.
Веяй, видя, ка злой огонь распалялся по широким зрачкам глаз всё гуще, сглотнула, желая одного — чтобы пустил её
— Отпусти, мне больно, — прошипела Вейя, дыша часто.
Далебор сощурил с сомнением глаза, ослабил всё же хватку, Вейя выдернула руку, немедля к двери ринулась.
Глава 20
Вбежала в горницу, да едва не споткнулась, как упёрся в Вейю взгляд князя. Вейя невольно коснулась волос, поправляя плат, но уже и не спрячешься — поймал её взгляд испуганный Годуяр. Пошла быстрым шагом к светлице, где постелена была для неё постель. Благо тут горел один светец — он тускло освещал мощные серые брусья стен и лавки, которые ещё пустовали. Вейя в полумраке опустилась на шкуры, касаясь губ пальцами, что пылали нещадно. Её и не целовал ещё ни разу никто, и такой ласки ей вовсе не нужно. Видно, злой дух какой в сотника вошёл.
Дрожь билась в теле, но злость постепенно вытесняла испуг. Годуяр теперь неизвестно что подумает. Совсем Далебор осмелел. Теперь как от него отвязаться, чтобы не преследовал её да не караулил? Только рядом с Годуяром держаться. А возьми Далебор и впрямь её попроси — что тогда? По телу даже холод прокатился. Нет, не осмелится он, коли до сих пор не просил — остерегается.
Вейя стянула с головы намитку, прислушиваясь к голосам: и не собирались униматься, видимо, до ночи глубокой будут сидеть. Всё же пыл сотника нужно как-то окоротить — Вейя пожалела, что убежала сразу, нужно было на место его поставить, а она сбежала, только ещё больше ему руки развязывала, теперь почует над ней свою силу.
Раздевшись не спеша, оставшись в одном исподнем, легла на лавку, укрылась шкурами чуть ли не с головой, слыша, как гудит горница, да всё же стало жарко — пришлось скинуть с себя укрытие. Всё смотрела на огонёк, что тлел на окне, и мысли разные, что клубок путались. Усталость пути да переживание сильное постепенно утянули Вейю в сон, уже через толщу дремоты она слышала, как вернулись дочери старосты, хихикая и перешёптываясь — вон сколько ныне впечатлений. Разлеглись по своим лавкам, ещё долго не унимаясь. А после и они стихли, и Вейя смогла погрузиться в зыбкую топь.
***
Проснулась она от топота да негромких переговоров домочадцев.
— Тише вы! Всех перебудите, сороки неуёмные, — знакомый уже строгий голос женщины прошелестел ветерком по светёлке, мягко ложась на Вейю.
Открыв глаза, уставилась взором в белёную стену печи, сухим мелом пахло от неё. Вейя вспомнила, где она, пошевелилась, повернувшись на другой бок, скидывая с себя шкуры. Бродица, поставив на стол кувшин, положив рядом завёрнутый в рушник пирог, встретила Вейю приветливый улыбкой.
— Как спалось на новом месте? — спросила ласково, прошла к полати и сняла деревянные плошки.
Вейя глянула на дочерей Бродицы. Ещё в исподних одна другой косу плела, они ничем почти не отличались друг от друга, разве одна та, что плела косу, была чуть округлей, степенней, другая — та, что младше — фигурой тоньше и веснушек, как брызги искр, на щеках больше. Старшая посмотрела на Вейю, оглядывая незнакомку любопытно, когда та поднялась с лавки.
— Хорошо спалось, спасибо, — поспешила ответить Вейя хозяйке, потянувшись и зевнув в ладонь.
— Садись, раздели с нами трапезу, что боги дали.
Вейя не стала отказываться, да и как? Негоже обежать тех, кто под своим крыло приютил. Села за стол. Утро ещё, ранее небо только наливалось теплом, будто маслом топлёным, светлея помалу, из окна сквозняк струился, оглаживая плечо Вейи, холодя кожу. В другой части дома тоже возня началась — Годуяр, верно, пробудился.
В доме старосты непривычно, всё чужое: и запах, и стены из забитых сухим мхом брусьев. Долго ещё Вейя будет мотаться теперь, когда свой дом потеряла. Похоже, к тому привыкать помалу нужно. По разговорам гридней, до Каручая тут уже рукой подать — протоку минуть, а там веси обжитые, основаны полянами.
— Стало быть, хазары в наши земли идут? — заговорила старшая дочь, обращаясь к Вейе.
