Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
«Никогда курайшиты не скажут мне об этом! – поклялся Мухаммад. – Я отправлюсь на вершину горы и сброшусь с нее, таким образом покончив с собой и обретя покой».
Мухаммад справедливо опасался сравнения с кахинами. Что невозможно не заметить в любом переводе тех первых строк откровения – это их изысканное поэтическое качество. Этот первый стих и другие, последовавшие за ним, были облечены в форму рифмованных двустиший, которые очень походили на экстатические высказывания кахинов. Это не было чем-то необычным: в конце концов, арабы привыкли слышать, как боги говорят поэтическими строками, что возвышало их язык к царству божественного. Но значительно позже, когда послания Мухаммада станут сталкиваться с интересами элиты Мекки, его враги ухватятся за сходства между изречениями оракулов-кахинов и Мухаммада, вопрошая с издевкой: «Разве мы в самом деле оставим богов наших из-за поэта одержимого?» (37:36).
Тот факт, что в Коране есть десятки стихов, опровергающих обвинение в том, что Мухаммад был кахином, показывает, насколько важен был этот вопрос для ранней мусульманской общины. По мере того как в регионе разрасталось движение сторонников Мухаммада, откровения постепенно становились все более прозаическими и в конечном итоге перестали напоминать пророческий стиль ранних стихов. Однако поначалу Мухаммад точно знал, что ему скажут, и сама мысль о том, что современники будут считать его кахином, была достаточным основанием, чтобы поставить его на грань между жизнью и смертью.
В конце концов Бог облегчил беспокойство Мухаммада, заверив его в собственном здравомыслии. Но можно с уверенностью сказать, что если бы не Хадиджа, Мухаммад мог бы воплотить свой план в реальность, и тогда история могла бы получить совершенно иное развитие.
«Через нее Бог облегчил бремя Своего Пророка, – пишет Ибн Хишам об удивительной Хадидже. – Пусть Бог Всемогущий помилует ее!»
По-прежнему напуганный и трясущийся от страха после произошедшего в пещере Мухаммад добрался домой, где буквально подполз к своей жене, плача: «Закутай меня! Оберни меня!»
Хадиджа немедленно накинула на него плащ и крепко прижала его к себе, не отпуская до тех пор, пока дрожь и судороги не прекратились. После этого Мухаммад разрыдался, пытаясь объяснить, что с ним произошло. «Хадиджа, – сказал он, – я думаю, что сошел с ума».
«Этого не может быть, мой дорогой, – ответила Хадиджа, поглаживая его по волосам. – Бог не станет к тебе так относиться, потому что Он знает твою верность, твою удивительную надежность, твой прекрасный характер и твою доброту».
Но поскольку Мухаммад оставался безутешным, Хадиджа облачилась в свои одежды и разыскала единственного знакомого ей человека, кто мог бы понять, что случилось с ее мужем, – своего двоюродного брата, христианина Вараку. Того самого Вараку, который был одним из первых ханифов, еще до того как перешел в христианство. Варака был достаточно знаком с Писаниями, чтобы распознать, что произошло с Мухаммадом.
«Он – Пророк этого народа, – заверил Варака свою двоюродную сестру, выслушав ее историю. – Вели ему быть добрым сердцем».
Тем не менее Мухаммад не был ни в чем уверен, он не знал, что ему предполагалось делать теперь, когда он был призван Богом. Ухудшало ситуацию и то, что, когда он особенно нуждался в заверении, Бог оставался немым. За откровением на горе Хира последовал длительный период молчания, после чего даже Хадиджа, которая никогда не сомневалась в действительности произошедшего, стала задаваться вопросом о его значении. «Я думаю, что твой Господь, должно быть, возненавидел тебя», – призналась она мужу.
Наконец, когда Мухаммад совсем уже отчаялся, с небес ему был послан таким же мучительно жестоким образом второй стих, возвещающий, что, хочет он того или нет, отныне он – посланник Бога:
Клянусь письменной тростью и тем, что пишут!Ты по милости Господа твоего не одержимый,и, поистине, для тебя – награда неистощимая,и, поистине, ты – великого нрава.И вот ты увидишь, и они увидят… (68:1–5)
Теперь у Мухаммада больше не было другого выбора, кроме как «встать и предупреждать».
Ранние стихи, которые Мухаммад явил жителям Мекки, можно разделить на два основных тематических блока – религиозный и социальный, хотя используемый язык в обоих случаях был одинаков. В первом случае в потрясающе красивых стихах Мухаммад воспевал силу и славу Бога, который «из капли» (80:19). Это был не тот могущественный и далекий Верховный Бог, о котором большинство людей в Мекке уже знали. Это был хороший Бог, который глубоко любил свое Творение. Это был ар-Рахман, «милосердный» (55:1), аль-Акрам, «щедрейший» (96:3). Это был Бог, достойный благодарности и поклонения. «От скольких милостей вашего Бога вы откажетесь?» – вопрошал Мухаммад.
В ранних стихах отсутствуют идеи о силе и добре Бога, авторитарные заявления о монотеизме и критика политеизма. Поначалу Мухаммад, казалось, больше беспокоился о том, чтобы показать природу Аллаха, а не о том, сколько богов существует. Возможно, это объясняется тем, что, как ранее отмечалось, Мухаммад обращался к сообществу, которое уже обладало некоторыми чертами монотеистического мировоззрения – по крайней мере в нем присутствовали генотеистические тенденции. Курайшитам не нужно было объяснять, что есть только один Бог; они ранее слышали это неоднократно от евреев, христиан и ханифов, и необязательно, что они не соглашались с этим. В тот момент духовной миссии Мухаммада у него появилось гораздо более важное послание.
Это сообщение, отражающее вторую тему ранних стихов Мухаммада, было направлено на решение вопросов племенной этики в Мекке. В самых сильных выражениях Мухаммад осуждал плохое обращение со слабыми и беззащитными и их эксплуатацию. Он призывал покончить с ложными контрактами и практикой ростовщичества, приводившей к попаданию бедных людей в рабство. Он говорил о правах непривилегированной части населения и угнетенных и сделал поразительное заявление, что забота о таких социальных группах – это обязанность богатых и наделенных властью. «Сироту ты не притесняй, – гласит Коран, – а просящего не отгоняй» (93:9–10).
Это не дружеский совет, а предостережение. Бог видел жадность и нечестивость курайшитов и более этого не потерпит.
Горе всякому хулителю-поносителю,который собрал богатство и приготовил его!Думает он, что богатство его увековечит.Так нет же! Будет ввергнут он в…Огонь Аллаха воспламененный (104:1–6).
Более всего Мухаммад считал себя посланником, предупреждающим тех, кто в его общине продолжал угнетать сирот, кто не призывал других давать еду нуждающимся, кто молился богам, забывая о своем моральном долге, и кто утаивал блага общего пользования от других (107:1–7). Его послание было простым: Судный день придет, «когда небо раскололось, и послушалось своего Господа, и обязалось, и когда земля растянулась» (84:1–3), и те, кто не «отпустит раба или не накормит в день голода сироту из родственников или бедняка оскудевшего», будут охвачены огнем (90:13–20).
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
