Казалось бы, этот довод сам по себе довольно трудно принять на веру; но даже если мы согласимся с тем, что молчание понтифика было оправданным, остается объяснить другой поразительный факт. После окончания войны понтификат Пия XII длился еще 13 лет, и за все это время папой не было произнесено ни слова оправдания или сожаления, не отслужено ни одной панихиды или мессы в память о тех 1989 депортированных из Рима евреях, которые встретили свою смерть в одном лишь Освенциме. Кроме того, многие удивлялись впоследствии, почему папа, которому ничего не стоило отлучить от церкви всех членов коммунистических партий во всем мире, даже не подумал сделать то же самое в отношении католиков-нацистов из числа военных преступников, в частности Гиммлера, Геббельса, Бормана и самого Гитлера.
Папа не стал осуждать и последнее зверство нацистов, учиненное ими накануне освобождения Рима. Это произошло 24 марта 1944 года[350], через день после того, как колонна немецких солдат была обстреляна во время следования по виа Раселла, причем 33 солдата погибли. Вечером следующего дня по личному распоряжению Гитлера 335 итальянцев, в том числе около 70 евреев, были загнаны в Адреатинские пещеры к югу от города и расстреляны[351]. Вновь из Ватикана не последовало никакого протеста, хотя два дня спустя в газете «Оссерваторе романо» была помещена статья, в которой выражалось сочувствие по отношению к жертвам нацистов и сожаление в связи с тем, что «320 [sic] человек были казнены вместо истинных виновников, которым удалось избежать ареста».
В тот же день, 23 марта, когда участники итальянского Сопротивления обстреляли немецкую колонну, германские войска оккупировали Венгрию, и Адольф Эйхман, гитлеровский «творец холокоста», приступил к «окончательному решению еврейского вопроса» применительно к проживавшим в стране 750 тысячам евреев. Теперь наконец-то Ватикан заявил протест: папский нунций в Будапеште, монсеньор Анджело Ротта, сделал несколько официальных заявлений, адресованных венгерскому правительству, — первый случай, когда это было сделано папским дипломатическим представителем. Впрочем, даже тогда использовались неожиданные формулировки: «Канцелярия Апостолического нунция… вновь просит венгерское правительство прекратить войну против евреев вне пределов, предписанных естественным правом и Божественными заповедями[352], и воздержаться от каких бы то ни было акций, против которых Святой престол и совесть всего христианского мира будут вынуждены протестовать».
Однако лишь 25 июня папа направил президенту Венгрии адмиралу Хорти[353] телеграмму, в которой просил его «употребить все возможное влияние, чтобы прекратить страдания и муки, которые претерпевает бесчисленное множество людей всего лишь из-за своей национальной или этнической принадлежности». И в этот раз евреи даже не были упомянуты — между тем президент Рузвельт в своей телеграмме, отправленной на следующий день, отбросил излишнюю деликатность и прямо пригрозил Венгрии ужасными последствиями.
Справедливости ради следует отметить, что в этот момент католическая церковь в Венгрии решительно и эффективно вмешалась в ход событий. Немало гонимых евреев нашли убежище в мужских и женских монастырях, в храмах, а зачастую и в католических семьях. Рассказывали, что осенью и зимой 1944 года «в Будапеште не было практически ни одного учреждения, так или иначе связанного с католической церковью, где бы не скрывались от преследований евреи». Множество жизней было спасено; тем не менее остается два вопроса. Эйхман приступил к своей мерзкой работе в марте; почему кампания по спасению евреев не могла начаться именно тогда, а развернулась лишь 4-5 месяцев спустя? И получила ли эта кампания папское благословение?
С приходом мира весной 1945 года папа Пий XII (после смерти в минувшем августе кардинала Мальоне он сам исполнял обязанности статс-секретаря) вновь оказался в состоянии конфронтации со своим старым и самым главным врагом — коммунизмом. Итальянская коммунистическая партия под руководством такого выдающегося лидера, как Пальмиро Тольятти, выступала в роли достойного противника фашизма, а в этом качестве — и законного его преемника у власти. По счастью, влияние коммунистов уравновешивалось американским соблазном, поскольку войска союзников наводнили Италию предметами обихода, порожденными капиталистическим обществом потребления. Обеим этим крайностям папа Пий противопоставил программу католического обновления, которое, в противоположность коммунизму или капитализму, было бы итальянским по сути своей; впрочем, если бы ему пришлось выбирать, несомненно, он считал американский материализм меньшим злом. 2 июля 1949 года папа зашел так далеко, что опубликовал декрет, в котором объявил: ни один католик не может быть членом коммунистической партии или каким бы то ни было образом содействовать ее делу; нарушивший этот запрет не допускался к причастию. Годом раньше папа — как и вся курия — решительно воспротивился созданию государства Израиль. Это никого не удивило; для папы Пия, как и для церкви на протяжении столетий, евреи оставались народом, убившим Бога.
К этому времени папе уже исполнилось 73 года. Физически он был все еще крепок, а его авторитаризм и самоуверенность год от года также крепчали. Прежний антисемитизм никуда не исчез: до самого смертного часа папа отказывался признать государство Израиль. Его кругозор отличался узостью; он все более и более замыкался в рамках старого и надежного догматизма, с ходу отвергая какие бы то ни было новые теологические доктрины. 2 сентября 1950 года папа опубликовал энциклику «Рода человеческого» («Humani generis»), которая парализовала теологическую мысль того времени и категорически осудила все новые и оригинальные богословские идеи. Впрочем, дело зашло еще дальше. Папские энциклики никогда не считались непогрешимыми; теперь же папа постановил, что в энциклике любой спорный вопрос решался раз и навсегда: «Очевидно, что данный предмет… более не может рассматриваться как вопрос, открытый для обсуждения среди теологов».
Затем последовало то, что сильно напоминало «царство страха», существовавшее при Пии X[354]. Американский иезуит Дэниэл Берриган писал: «При ближайшем рассмотрении я увидел, что блестящую теологическую мысль накрыла волна догматизма, как во времена большой сталинской чистки»[355]. Одной из главных жертв стал известный философ палеонтолог, иезуит Пьер Тейяр де Шарден: публиковать его труды было запрещено, а сам он в конечном счете был вынужден уехать в США. Другой жертвой оказался французский эксперимент с рабочими-священниками, ставший наиболее волнующей и, вероятно, наиболее успешной из всех попыток распространить христианство в рабочей среде. Участники эксперимента меняли сутаны клириков на рабочие робы и нанимались на работу в качестве лодочников, шахтеров или фабричных рабочих; миссионерская деятельность никогда прежде не осуществлялась в таких условиях, и ее успех был не лишен драматизма. Однако Пию XII этот опыт представлялся весьма опасным шагом навстречу коммунизму. Папа выказывал все большую настороженность по отношению к эксперименту и наконец в ноябре 1953 года полностью его прекратил.
