Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
Предисловие
Византийская империя с момента основания Константином Великим 11 мая 330 г. до взятия ее столицы Константинополя османским султаном Мехмедом II во вторник 29 мая 1453 г. просуществовала в общей сложности 1123 года и 18 дней – период, более протяженный, чем тот, что отделяет нас от времени завоевания норманнами Англии в 1066 г. Для всех, за исключением астрономов и геологов, такой период должен представляться весьма значительным – и если кто-то сочтет меня безрассудно дерзким из-за того, что я попытался вместить основные события этого времени в одну книгу, то я не стану возражать. Когда двенадцать лет назад я начал писать историю Византии, у меня не было подобного замысла – я лишь следовал замечательному совету Червонного Короля из «Алисы в Стране Чудес»: «Начни сначала и продолжай, пока не дойдешь до конца. Как дойдешь – кончай!» В результате с 1988 по 1995 г. вышло в свет три книги общим объемом примерно тысяча двести страниц.
В первой из этих книг излагается история Византийской империи с момента ее основания до того времени, когда коронацией Карла Великого в Риме на Рождество в 800 г. было положено начало «Священной Римской империи». Во второй книге речь идет о правлении блестящей Македонской династии – до времени апогея ее власти при Василии II Болгаробойце, но завершается повествование рассказом о первом из трех крупнейших поражений, которые были нанесены Византии, в данном случае турками-сельджуками при Манцикерте в 1071 г. В третьей и последней книге показано, какие роковые последствия имело это поражение: империя потеряла большую часть территории Малой Азии – основного источника людских ресурсов, – государство обнищало и ослабло, в результате чего пало жертвой Четвертого крестового похода. Это варварское нашествие и последующие пятьдесят семь лет латинского правления явились тем вторым ударом, от которого Византии так никогда и не удалось оправиться. История последних двух столетий империи, особенно на фоне впечатляющего подъема турецкого дома Османов, представляет собой тягостную картину. И лишь заключительная глава, при всей своей трагичности, снова поднимает читателю дух – что обязательно должны делать все героические сказания.
Но сможет ли обычный читатель добраться до этой главы, одолев тысячу двести страниц? Подобный подвиг в наши дни мало кому по силам, и мне подали разумную с виду идею: многие из тех, кого может расхолодить объем трилогии, с воодушевлением приняли бы ту же самую историю, если она будет сжата в один том. В результате появилась книга, которую вы сейчас держите в руках. Сокращение повествования до одной трети было трудоемкой и мучительной операцией, которая зачастую отдавала детоубийством: многие из моих любимых детищ – анекдотов и весьма удачных шуток – оказались за бортом повествования. Но если сокращенному изданию удастся пробудить интерес у какого-то количества читателей к странному, жестокому, однако бесконечно увлекательному миру Византии, то я не буду сожалеть ни об удаленном материале, ни о затраченном времени.
Как я указываю во введении, изначально написанном для трехтомного издания, мой труд не претендует на академическую научность – я как бы скользил на коньках по поверхности изучаемого предмета. Готовя настоящее сжатое издание, я испытывал такое ощущение, будто поменял коньки на катер на воздушной подушке. Но как бы там ни было, история Византии изложена в этой книге целиком и полностью, ничто из имеющего первостепенную важность не опущено. А если же вдруг темп повествования окажется для вас чрезмерным, а череда приводимых фактов чересчур плотной – что ж, вы можете обратиться к моей трилогии.
Джон Джулиус Норвич
октябрь 1996 г.
Введение
«Относительно Византийской империи вердикт исторической науки таков: это государственное образование являет собой самую низкую и презренную форму, которую когда-либо принимала цивилизация… История не знает иных цивилизаций, имевших сколько-нибудь продолжительное существование, которые были бы в столь полной мере лишены всех форм и элементов величия… Ее пороки суть пороки людей, которые утратили храбрость, не научившись добродетелям… Рабы, и добровольные рабы – как в своих деяниях, так и в своих мыслях, – погруженные в чувственную сферу и предающиеся самым фривольным удовольствиям… История Византийской империи – это монотонная история интриг священников, евнухов и женщин, полная отравлений, заговоров, повсеместной неблагодарности, постоянных братоубийств».
Эта довольно удивительная диатриба взята из «Истории европейской морали» У.Э.Х. Леки, изданной в 1869 г. Удивительна она хотя бы потому, что последнее предложение в приводимой цитате представляет византийскую историю не столько «монотонной», сколько весьма даже занимательной. Однако суть высказывания автора от того не меняется и остается фактом, что в течение последних двухсот с лишним лет так называемая поздняя Римская империя подавалась в печати в самом ужасном свете. Длительная кампания диффамации, по-видимому, получила свой первоначальный импульс в XVIII в. от Эдуарда Гиббона[1], который, как и все англичане его времени, имевшие классическое образование, видел в образе Византии предательство всего самого лучшего, что было достигнуто в Древней Греции и Риме в гуманитарной сфере. Лишь после Второй мировой войны, когда простота, скорость и относительный комфорт путешествий в Левант сделали наконец византийские памятники более доступными для обозрения, Восточной Римской империи стали воздавать должное и признавать ее – хотя и очень специфическим образом – как достойного наследника двух могущественных цивилизаций, исчезнувших до ее возникновения. Но старые установки отмирали с трудом. На протяжении пяти лет моей учебы в одной из самых старых и самых привилегированных частных школ Византия казалась жертвой заговора молчания. Я не могу вспомнить, чтобы она вообще упоминалась на занятиях, не говоря уже о том, чтобы ее хотя бы поверхностно изучали. Мое неведение было настолько полным, что я с трудом мог бы охарактеризовать это историческое государственное образование даже в самых общих терминах до тех пор, пока не поступил в Оксфорд. Я подозреваю, что и сейчас многие люди имеют такое же смутное представление о данном предмете; как раз для них и была написана эта книга.
Ее идея впервые возникла много лет назад – и не у меня, а у моего друга Боба Готлиба, который в то время редактировал журнал «Нью-Йоркер». Меня, помнится, несколько обескуражила объемность вставшей передо мной задачи, тем не менее я без колебаний взялся за дело. К тому моменту меня на протяжении уже более чем четверти века занимал византийский мир, а годы, которые я посвятил британской дипломатической службе – из них два с половиной я провел в Белграде, а три в Бейруте, когда он еще был одним из самых изумительных и комфортных мест в мире, – лишь усилили мою привязанность к Восточному Средиземноморью. В общем, все говорило в пользу того, чтобы я воплотил идею Боба Готлиба в жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
