Барретт пил коктейли, но это не помогало. Он спрашивал себя, имеет ли право бедный неудачник, совершенно бесперспективный адвокат средних лет просить Мэгги Рассел разделить с ним судьбу? Она была прекрасная девушка, и он с удовольствием вспомнил ее. На сердце сразу стало легко, и Майк почувствовал возбуждение. Он понял, что вчерашней ночью впервые в жизни познал полные и совершенно откровенные отношения с настоящей женщиной.
Роман с Фей был совсем другим из-за однообразности их отношений. Он чувствовал себя не партнером, а обыкновенным жеребцом, который внушал ей, будто она нормальная женщина. Другие его любовницы, до Фей, были еще хуже. Романы с ними напоминали танец, в котором партнеры двигаются под разную музыку.
Долгие годы Майк чувствовал себя отверженным и думал, что на земле нет женщины, с которой он мог бы связать свою судьбу. Он то и дело читал в книгах о фантастических отношениях между мужчинами и женщинами и испытывал разочарование и тоску, потому что страдал комплексом неполноценности. На основе своего романтического опыта он сделал вывод, что всякие отношения с женщинами определяются в основном постелью.
Только вчера Барретт понял, что во всех этих книгах писали неправду, что его обманули.
Он начал понимать, что честно, а что ложно в отношениях между мужчиной и женщиной, еще когда готовился к процессу. Вчера ночью он впервые испытывал это на себе.
Процесс научил его распознавать ложь в самых лучших эротических книгах. И теперь Майк мысленно поблагодарил своих учителей.
Спасибо вам, профессор Эрнст ван дер Хааг, учитель номер один, за то, что показали фикцию порнографии. «Секс бушует в пустом мире, в котором люди используют друг друга, в мире без любви и ненависти, без благородных мыслей и чувств. Чувства низведены до голых ощущений типа боли и удовольствия, и люди непрерывно чисто механически занимаются сексом только забавы ради».
Спасибо вам, Жак Барзун, учитель номер два. «Обычно половой акт в литературе начинается с краткого вступления, потом — кровать. Мужчина раздевает женщину или заставляет женщину раздеться самой. Внимание читателя привлекается к какой-нибудь одной части женского тела, а потом почти с космической скоростью следует описание собственно секса. В большинстве случаев попытка заканчивается успехом, несмотря на отсутствие подготовки, которая необходима, если верить теории, но мало кто задумывается над последствиями. Чаще всего читатель может найти единственное завершение полового акта в самом оргазме… Современное совокупление в литературе является вымыслом, приемом, направленным на исправление тех или иных пробелов и огрехов в нашей культуре и воспитании».
Спасибо вам, профессор Стивен Маркус, учитель номер три. В «Порноутопии» вы описали, так сказать, эротический ландшафт. «…Два громадных белоснежных холма… Дальше вниз пейзаж меняется. Справа и слева тянутся два гладких белых горных кряжа, в точке соединения которых растет темное дерево… Оно иногда именуется чащей и имеет треугольную форму. Еще оно похоже на кедровую рощу, в центре которой находится темная романтическая расселина. В этой расселине спрятаны чудеса природы… Это центр Земли и дом человека». Природа порноутопии — «огромная женщина, лежащая на спине… Что касается мужчины, то он в порноутопии не является частью природы. Это не человек, а громадный пенис в состоянии возбуждения, к которому и прикреплена человеческая фигура».
Такова сказка о мужчине и женщине, которую в случае необходимости нужно защищать, но в которую никогда нельзя верить.
В жизни и честной литературе все оказалось совсем иначе. Реальность, по словам профессора Маркуса, в меняющихся чувствах и эмоциях людей. Реальность по Барзуну включала в себя нежность и смущение любви, ее ощущения и фантазии. Реальность заключалась в мыслях джадвеевской Кэтлин. В его чувствах к Мэгги. Еще во многом.
И все же, несмотря на уверенность в своих чувствах к Мэгги, уверенность в том, что они подходят друг другу, Майка тревожили ее чувства к нему. Ведь им придется жить вместе долгие годы. Мэгги была так одинока, что теперь способна отдать свою любовь, силы, способность к деторождению неудачнику. В этом мире неудачник — мужчина лишь наполовину, а Мэгги нуждалась в настоящем мужчине. В случае проигрыша процесса он никогда не сможет попросить ее выйти за него замуж, и, даже наберись он наглости, едва ли она согласится.
Он хотел заказать третий коктейль, когда услышал:
— Мистер Барретт!
Барретт оглянулся, увидел, что в бар вошел метрдотель, и поднял руку.
— Мистер Барретт, вас к телефону.
Барретт быстро расплатился, догнал метрдотеля и спросил:
— Международный или местный?
— Не знаю, сэр. Телефонная будка в холле.
Майк Барретт торопливо вошел в будку, снял трубку и представился.
Звонили из Чикаго.
— Мистер Барретт, — произнес женский голос. — Я звоню по поводу награды…
— Да? — Он сразу напрягся. — Кто это?
— Меня зовут Эвис Джефферсон. Я ночная сиделка в санатории «Саннисайд». Я была занята, поэтому только сейчас увидела записку на доске объявлений. Мистера Холлидея нет, и я решила сразу позвонить вам. Там написано, что вы заплатите сто долларов человеку, который поможет вам найти мисс Макгро.
— Пр… правильно, — заикаясь, согласился он.
— Я могу вам помочь. Я говорю о фотографии.
— Вы узнали женщину на фотографии, мисс Джефферсон? Она была сделана почти сорок лет назад.
— Я видела эту фотографию раньше, мистер Барретт.
— Где?
— Здесь, в санатории. Я даже могу показать ее вам, если хотите.
— Дорогая вы моя, именно этого я и хочу! Немедленно выезжаю. Дождитесь меня. Я буду через двадцать минут. Встретимся у регистратуры.
Эвис Джефферсон ждала его у регистратуры «Саннисайд». Она была высоченной (дюйма на три-четыре выше его) белозубой негритянкой с кожей чернильного оттенка. Облаченная в белоснежный халат Эвис дружески пожала ему руку. Она была образчиком кипучей энергии и сразу понравилась Майку Барретту.
— Пойдемте со мной, — сказала негритянка и повела его по коридору.
Он неловко нес букет роз, которые возможно, понравятся Касси Макгро, если она все-таки существует, и чувствовал себя как школьник, который идет на первый урок.
Когда они свернули за угол, Эвис Джефферсон сказала:
— В прошлом году весной мы убирались в палатах. Я проверяла чемоданы в палате тридцать четыре «А», искала, нет ли там какой-нибудь годной одежды, и наткнулась на один из старинных альбомов, ну тех, в которые нужно вклеивать фотографии. Мне стало любопытно, потому что всегда думаешь о пациентах только как о старых людях и забываешь, что они когда-то тоже были молодыми. Я открыла альбом, чтобы посмотреть, какой эта женщина была в молодости. Внутри было много снимков, а среди них — сделанные в Париже. Она рассказывала мне, что много путешествовала и жила за границей, но я не очень-то верила. Там-то мне и попалась эта фотография, на которой она стояла с двумя джентльменами перед Эйфелевой башней. Я запомнила снимок, потому что у женщины были такие веселые глаза, она была такой радостной и энергичной. И еще из-за того, что на снимке, как и на вашем, был оторван угол. Я не сомневаюсь, что эта та же самая фотография.
