она одновременно довольно богата. Люди, посмеиваясь, в былые времена говорили (пусть и с опаской), что это от того, что они не тратят время на молитвы. И правда: здесь этому глупому и бессмысленному занятию уделялось мало внимания. Старый храм стоял полупустой и заброшенный, начавший разрушаться. Жрец умер совершенно нелепой смертью больше пятнадцати лет назад. Новый так и не объявился. Рыбаки были больше заняты своим нехитрым ремеслом, а боги, лишившиеся молитв, словно бы пытались вернуть расположение верующих, одаривая их одним огромным уловом за другим. Так что голода здесь давно не случалось, а сама деревня успела разрастись за последние три десятка лет до полутора тысяч человек, вытянувшись на два километра вдоль берега. Поболее многих городов: даром только, что стенами не окружена. Богатые гуляния, праздники, а ближайший город далеко: грабить поборами и налогами некому. Конечно, Бахра платила… Что-то. Обычно очень немного. Другим селениям вокруг везло меньше, но все, в общем-то, скорее процветали, чем нет.
Люди здесь были простыми, любили выпить, подраться, устроить гулянье или праздник, а ещё – поесть. Желательно – что-нибудь кроме осточертевшей рыбы. Но, с другой стороны, никуда не делись и полусгнившие крыши, хлипкие дурные жилища. Зайдя в деревню, посторонний человек ощутил бы родной для местных какой-то слабый и скверный запах деревенской улицы. Запах плесени, гнилой рыбы и моря.
Ещё век-полтора назад здесь ходили слухи о служителях злых духов, странных лесных обитателях. Жили тут несколько семей колдунов, но в то время это место не было особо развитым или многолюдным. Позже, когда Бхопалар окреп и стал навязывать свои устои, здесь появились Храмы, посвящённые кому-то из Тысячи. Или всей Тысяче разом. Конкретно в Бахре стоял Храм Шиве. В окрестных деревнях остались лишь старые сказки и потомки старых колдовских семей, которые давно уже стали объектом скорее жутковатых слухов, чем поклонения. Хотя лечебные отвары и припарки нужны всем, так что никто даже и помыслить не мог, чтобы как-то обидеть единственных, кто мог помочь с той или иной хворью, погадать или наслать сглаз, порчу, а то и иную дурную дрянь.
Впрочем, как уже говорилось, многие предки местных жителей пришли сюда около века тому назад, лавинообразно увеличив население этих мест, где ранее жило несколькими отдельными малочисленными островками цивилизации основное местное население: колдуны и их слуги. До сих пор сохранились в памяти поколений сказки о деяниях того времени. Множественные близкородственные связи, следы вырождения на некоторых местных, кровавые праздники и ритуалы. Летопись этих мест, если бы кто-то решил такую писать, была бы буквально пропитана порочностью, жестокостью и безумием деяний, которые здесь совершались. А сказки о странных ночных обитателях и вовсе были не такими уж и сказками. До сих пор можно было вечером услышать с недалёких скал, слегка даже похожих на горы, отголоски страшного крика или воя, случившегося по старым праздникам. У тех немногих, кто слышал этот безумный звук и рассказывал позже о нём, кровь стыла в жилах даже из-за далёких доносившихся из старых осыпающихся ущелий отголосков. Поговаривали, что прошлые жители верили: звуки издаёт чудовищное божество, запертое в незапамятные времена где-то вне пределов нашего мира. Что в тех холмах и скалах на великие праздники само бытие истончается, позволяя нескольким возгласам из-за кромки проникнуть сюда и пронестись над землёй, вселяя в сердца смертных ужас. Говорили, что то жуткое божество слышит в эти краткие мгновения абсолютно всё. Даже звуки сердец людей в окрестных деревнях. И именно тем, кто живёт за кромкой, поклонялись здешние колдуны. В дни старых праздников в лесах иногда полз ужасающе мерзкий запах, отбивающий умение и возможность думать, заставляющий людей после того, как они его вдохнули, блуждать по знакомым полянам по паре дней, не в силах вспомнить дорогу. Впрочем, для нынешних здешних жителей это были слишком сложные материи, о которых теперь уже нечасто вспоминали.
И тем не менее, один из главных старых праздников восемь лет назад выдался ужасным. Особенным. В ту ночь немногие собаки заливались диким, безумным лаем, буквально истекая изо ртов пенной слюной. Со скал вдалеке доносился странный скрежет, похожий на жуткий тихий хохот, если только скалы вообще могут хохотать. Разумы многих, злоупотребивших брагой, помутились настолько, что случилось четыре жутких драки, в ходе которых в трёх деревнях появилось два трупа и двое калек, один из которых лишился бывшего откусанным уха, а второй – обоих глаз. Давленные раны вскоре загноились и бедняга скончался в страшных мучениях.
Что-то такое и раньше случалось, но никогда – в таком количестве и всё разом. Уже через несколько дней собравшиеся с четырёх деревень жители с факелами и дубинками пришли к дому одного из «старых» колдунов, живших, в отличие от многих, вдалеке от поселений: больше двух часов пешего хода. Место, где он жил, считалось жутким. Одно из тех немногих, которое осталось нетронутым со времён жутких кровавых оргий, обрядов, проливающихся на землю и отравляющих её зелий. Деревья тут росли кривыми и изогнутыми, а трава была словно бы высохшей, но необычайно прочной. Хотя – кто знает. Возможно, что просто местечко оказалось слегка необычным, а всё остальное приписали ему глупые человеческие фантазии?
В любом случае, древнему, словно сама смерть (по мнению местных жителей, конечно), но крепкому шестидесятилетнему старику с трудом удалось отговорить распалённых рыбаков от их дурной затеи и убедить в том, что он невиновен в их несчастьях. Как считали теперь многие – очень зря люди повелись на его речи. Очень. Очень. Зря. Лишь спустя год стало известно, что у старика примерно в то же время (и, как многие считали, именно в ту ночь) появился внук, рождённый его дочерью, которая сама как раз спустя год и умерла. День в день на тот же праздник. О внуке старика много судачили, ведь дочка колдуна не была красавицей. Она вообще… вызывала отвращение. Даже у заядлых пьянчуг. Кто мог повестись на такую? Любой, кто знал о ней, сказал бы, что то количество браги, которое было необходимо, чтобы превратить страшную безобразную полусумасшедшую уродину-альбиноску в хоть сколько-нибудь напоминающее девушку существо, скорее убьёт любого мужчину, сколь бы много опыта ни было у него в питье крепких напитков.
Старик никому практически не показывал внука. Лишь покупал целые телеги с рыбой и, нередко, домашних животных. Впрочем, закупки он делал аж в семи разных деревнях, до некоторых из которых обычному человеку больше двух дней пути. Так что некому было понять, что для кормления старика-колдуна и годовалого внука это количество еды
