Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184
class="p1">– Господи! Да вы что, вы совсем очумели! – взорвался Устин. – Я солдат, а солдат, как сухая веточка ели, тотчас же покажет непогоду. Я нутром это почуял. Окоп и блиндаж – разница есть. Вы же миловались с японцами и буржуями. Да, я был с ними, на стороне японцев и буржуев, но я понял, да, понял, что японцам нужна наша земля, буржуям – власть. Те и другие цепляются за соломинку. Вы тоже один из тех. Вот товарищ Пшеницын – то человек. Да, человек, а вы – выбледыш. – Глаза Устина стали щелочками, зубы блеснули в боевом оскале. – Вы думаете, если мы молчим, то не видим ваших промашек? Лично ваших и других деятелей? Мы всё видим, но молчим. Не теряем надежды, что вы скоро станете разумными.
– Ты с кем разговариваешь, беляцкая сволочь?! Ты как разговариваешь с членом правительства?!
– Как член правительства разговаривает со мной, так и я с ним.
– Арестовать! Расстрелять! – затопал ногами Никитин, начал рвать из кобуры револьвер.
Но Устин опередил его, ударом снизу отбросил Никитина к двери, прыгнул к окну, вышиб плечом раму, выскочил на улицу. Чуть тронул рукой луку седла и уже был на коне. Вслед загремели выстрелы. Это Никитин палил в Бережнова, но так торопился, что не мог попасть даже в коня. Кричал:
– Стреляйте! Это белогвардеец! Приказываю стрелять!
Шишканов зажал рукой рот Никитину, но партизаны уже приняли приказ, заклацали винтовочные затворы, засуетились партизаны. Устин понял, что убьют. Слишком малое расстояние, а залп будет густым. Пустил Коршуна на партизан. Кого-то рубанул клинком плашмя, кого-то боевым ударом, распалился, следом загремел его маузер. Покатились раненые и убитые. Минута, еще минута – партизаны рассеяны, круто бросил коня в огород, по выкопанному картофельному полю к сараям, в забоку… Вслед выстрелы, подвывание пуль. Но это уже была стрельба разбитых и напуганных людей. Пули шли мимо. Выскочил на тропу, пустил в распластанном беге коня. Оглянулся, никто не преследовал.
– Товарищ Никитин, я вынужден буду доложить о вашем поступке в центр! Вы злой и неумный человек! Вы не можете простить Бережному, что он ушел от вас, остался жить. Жить, чтобы позже драться за нас, за Россию. Я не могу вас понять: то вы обнимаетесь с такими, как Хрештицкий, то вы готовы съесть живьем мужицкого офицера!
– Молчать! Я приказываю вам молчать! Вы, вы тоже хорош, пригрели этого беляка и носитесь с ним, как дурак с писаной торбой. Теперь ждите от него любых пакостей!
– Если бы вы со мной так же поступали, то я бы обязательно попытался не только вам лично, а всем нам вообще насолить так, чтобы оставить по себе память. Это наш человек, но стал не нашим лишь по вине какого-то Никитина. Конечно, теперь Устин закусит удила. Он уже был раз вне закона, но пришел, второй раз он не придет.
Вбежал Лагутин. Они теперь нигде не расставались с Шишкановым. Жил он со своей Настей на краю деревни в брошенном домике. Вбежал, но как только увидел Никитина, сразу сник. Значит, правда, что Устин был здесь, и трое убитых – это его работа.
– Валерий, что?!
– Никитин хотел застрелить Бережнова, но тот не дался. Вот и всё. Теперь, возможно, нажили опасного врага.
– Если его не трогать, то он будет сидеть мирно. Позвольте, я сам к нему схожу.
– Не позволю! Я буду ставить вопрос о вашем пребывании в партии! Вы его побратим. Вот отсюда-то и тянется ниточка. Отсюда все наши неудачи!
– Помолчите. Неудачи тянутся от вас, а не от нас, товарищ Никитин, – сдерживая неприязнь, ответил Лагутин. – Выходит, мы верим вам, а вы нам нет. Но если мы перестанем верить вам, то вам долго в кресле не усидеть.
– И это говорит коммунист? Билет на стол!
– Не вы мне его давали, давали солдаты-коммунисты. Если они потребуют, тогда им и отдам.
– Хорошо-о! Сговорились! Об этом поговорим позже. Даже, может быть, много позже. Сейчас не до споров, – немного отступив, с угрозой проговорил Никитин. – Приказываю Бережнова поймать и расстрелять. На этом закончим разговор. Слышите, как гудит народ?
– Слышим, вот я выйду сейчас и расскажу правду народу, как это делает Ленин, а не вашу полуправду, – шагнул к двери Шишканов.
Никитин загородил ему дорогу.
– Если вы оговорите меня, а выгородите Бережнова, я вам твердо обещаю уничтожить вас обоих. Пока сила на моей стороне.
И Шишканов спасовал, проще сказать, струсил. А Лагутин – это не защитник Бережнова, все знают их побратимство. Может только все испортить и себя поставить под удар.
– Так что же, выходит, я должен быть двоедушником? Вы виноваты, а все свалим на Бережнова!
– Это самое и выходит, что я не был виноват и не буду виноват ни при каких обстоятельствах! – с нажимом сказал Никитин.
– Но ведь это же партийное двоедушие. Это же потеря человеческого лица, как сказал бы Арсё.
– Пусть даже так, но, когда надо, можно и покривить душой.
– И этому учит нас коммунист! Ты слышишь, Петро? Мы с вами, Никитин, давно враги. Враги с первого знакомства. Так останемся ими до конца. Не партийными врагами, а личными.
Шишканов оттеснил Никитина от двери, вышел на крыльцо, где его встретили озадаченные партизаны, долго стоял, чуть покачиваясь, наконец, пересиля себя, проговорил:
– Случилась промашка, Бережнов оказался не тем, за кого мы его принимали.
Да, он предал Бережнова. Но понял, что так надо. Поссорить партизан с членом Временного правительства – это равносильно сделать их врагами этого правительства. Махнул рукой, медленно повернулся и ушел в дом. Устина сделал бандитом. Загремели проклятия вслед Бережнову, клятвы, что они его убьют.
– Когда дело касается большой политики, такие, как Бережнов, мало чего стоят, – усмехнулся Никитин. – Вы правильно сделали, что обвинили Бережнова.
Лагутин тяжело молчал, уронил пудовые руки на колени, прикрыв глаза, замер в напряженной позе.
– Мне понятно, что отверженными могут быть генералы, да и то не все, но сделать мужика отверженным – мне это непонятно, тем более такого боевого офицера! Вот с чего начинаются войны. Они начинаются с непонимания друг друга или взаимной ненависти. Словом, они начинаются с глупости или с желания ограбить ближнего. Что будем делать с Устином? – повернулся к Лагутину Шишканов.
– Не знаю. Вы объявили его бандитом, чего же теперь спрашивать меня? Делайте, что ближе вашему сердцу. Кузнецов, Хомин, Мартюшев – это бандиты, они и без войны были бандитами, а этого мы сделали сами. Сами сделали, самим и убивать придется.
Никитин вышел к партизанам, выступил с речью, призывал
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184