грудных младенцев. Его отношение к Франции было прохладным, и ему не правились заявления французов о намерении принять сторону Турции в русско-турецкой войне. Они также активно поддерживали «конфедератов», и среди плененных русские обнаружили девять французских офицеров.
В это время Фридрих с не меньшей прохладой относился и к Британии. В апреле 1769 года король говорил, что мысль о контактах с Британией ему глубоко отвратительна, поскольку она во время войны заставила его потерять к ней всякое доверие. Он не желал допускать Британию к договорам, какие мог заключить с Россией, — это могло слишком усилить последнюю. Его, однако, очень интересовали нарастающие трудности Британии в отношениях с американскими колониями. Он спрашивал Митчела, действительно ли британское правительство надеется уладить свои дела там. «Да, — отвечал Митчел, — наши шансы там хороши». К этому Фридрих относился скептически. Во время недавней войны между колониями Британской Америки и Францией пышным цветом расцвела контрабандная торговля, и как следствие там были усилены контроль и гарнизоны; на колонии распространили британский гербовый сбор. Фридрих не сомневался, что вызванное этим открытое возмущение в скором времени выплеснется на поверхность, и говорил об этом. Он считал британское правительство лорда Норта слабым и ни на что не способным и нисколько не удивился, услышав, возможно, с определенным злорадством, о проблемах Британии, возникших в связи с беспорядками в Бостоне, вспыхнувшими на следующий год. «Им потребуется великое искусство, чтобы избежать последствий», — сказал король и выразил сомнение, что англичане им располагают.
Фридрих сосредоточился на грядущем визите императора Иосифа; было уже обговорено, что встреча состоится в Нейссе, в Силезии, начиная с 25 августа 1769 года, во время маневров прусской армии.
Фридрих к этому времени пользовался среди европейских суверенов большим личным авторитетом. Тем не менее он беспокоился о деталях подготовки к визиту главы дома Габсбургов. Это был не государственный визит. Иосиф прибывал по приглашению другого монарха посмотреть на войска, участвующие в полевых учениях, и получал возможность воспользоваться его гостеприимством. Но такого рода события при всех попытках создания неформальной атмосферы и освобождения от протокольных норм могли быть более показательны, чем самые строгие церемонии, и Фридрих забрасывал Рода вопросами. Является ли подходящей резиденцией дворец епископа в Нейссе? Слуги двора Фридриха будут предоставлены в распоряжение императора — будет ли это сочтено правильным? Он предлагал устроить орудийный салют из крепостных пушек. Захочет ли император обедать тет-а-тет с хозяином или с членами семьи? Собирается ли Иосиф брать с собой верховых лошадей или предпочтет воспользоваться лошадьми Фридриха? Все должно быть сделано так, чтобы визит стал успешным и приятным.
Все прошло великолепно. Фридрих встретил гостя на ступенях дворца епископа с гостеприимной учтивостью. Иосиф очень хотел увидеть прусских солдат, и его любопытство было в должной мере удовлетворено. В семь утра он выехал с королем инспектировать войска на учениях; и особое удовольствие получил от бесед с Фридрихом, от его скромности и обаяния. Иосиф слушал, как Фридрих, вспоминая свои кампании, отдавал должное генералам. Король представил ему знаменитых героев войны: Зейдлица и других, чьи имена теперь были на устах у всей Европы. Он слушал, как король анализировал сражения, оценивал полководцев Иосифа — критиковал Брауна, превозносил Дауна, Лаудона, Ласи, а больше всех — Трауна. Иосиф отметил гуманность Фридриха, хотя было очевидно, что многие слова Фридриха рассчитаны на то, чтобы произвести эффект: он хочет заставить Иосифа быть осторожнее в отношениях с Россией. Несмотря на собственную прочную пророссийскую линию, король часто возвращался к русской опасности. Опыт времен австро-русского согласия оставил неприятные воспоминания.
Фридрих был доволен гостем и тем, как сам Иосиф оценил визит. Король гордился выправкой войск. «Ваш полк находился в великолепном порядке, топ сher ami», — писал он де ла Мотт Фуке. «Он в высшей степени изыскан, — говорил Фридрих об Иосифе, — своими манерами он покорил сердца». Однако он сказал Финкенштейну, что у этого молодого человека большие амбиции и он несколько тяготится положением, в которое его поставила грозная мать; Иосиф наверняка пустится в какое-нибудь крупное предприятие, когда освободится от опеки. Венеция? Бавария? Силезия? Лотарингия? «Европу охватит огонь, когда он возьмет бразды правления в свои руки». Это не предвещало ничего хорошего, но Фридрих понял: в настоящее время император пользуется лишь ограниченной властью; и он пообещал свое доброжелательное отношение и нейтралитет в случае конфликта между британской и французской монархиями. В ходе визита было решено, что ответный визит было бы желательно провести в следующем году.
Реальных дел было сделано немного; встреча имела символичный характер. Пруссия и Австрия были непримиримыми врагами в течение десятилетий, и молодой Габсбург, развлекающийся в обществе короля Пруссии, завершал целую эпоху. Дел предстояло выполнить много. Фридрих полагал, что никакого более или менее решительного поворота в ходе русско-турецкой войны в 1769 году не произойдет, а в октябре подумал, что русские почивают на лаврах своих незначительных побед и перемещают войска в Яссы для поддержания порядка в Молдавии. Успех русских не впервые был для Фридриха подобен воде, которая едва сочится из трещины, но может превратиться в грозный поток. Он призывал Екатерину активно действовать в Польше и быть непреклонной в отношении «конфедератов». Король решительно поддерживал Россию в последовавшем противостоянии с турками. Но, как многих, его ужаснуло, с какой жестокостью проводилась русская политика. «Лучше бы эти проклятые русские не вылезали из своей берлоги, а императрица ограничилась тем, чтобы приказывать русским и не пыталась навязывать законы полякам, над которыми у нее нет законной власти», — писал он принцу Генриху в сентябре 1769 года. Король узнал, что в планы русских входит организация мятежа против турок в Черногории, а также восстания в Грузии. Ему докладывали, что они собираются послать флот для нападения на Константинополь. Фридрих запрашивал Рода, насколько спокойно смотрят на все это австрийцы. Он был союзником России, выделяя субсидии и проявляя сочувствие, но не участвовал в войне. Больше всего Фридрих нуждался в мире.
Разговоры о посредничестве в русско-турецкой войне продолжались со дня ее начала. Австрию в качестве соседней и заинтересованной державы, но не вовлеченной в военные действия, некоторые считали естественным посредником, и Фридрих не возражал против этого. Он полагал, что русское влияние в Польше вполне способно стать чрезмерным и Австрия в качестве посредника могла бы этого не допустить. В этой роли рассматривали и Пруссию, и Фридрих сначала отнесся к такой точке зрения положительно, но позднее охладел к ней. Он был убежден, что войну следует остановить, но видел и трудности: это надо сделать, соблюдая интересы и воюющих сторон,
